Борьба за театр "Будьмо" при Павловке – битва одинокого человека с диктатом нормы

Последний раз Батю Одесского я видела в 90-е, когда с подругой прогуливала школу на Пейзажной аллейке. Она мне сказала: "Смотри, вон Батя Одесский идет". Я: "Ага, и ногти у него в зеленой краске". Батя нам тогда казался глубоким стариком, хотя ему было едва за тридцать. О том, что этот молчаливый человек с всегда всклокоченными волосами – художник и пациент Павловки – мы узнали в 2020 году. Из поста режиссера Сергея Эненберга в Facebook.   

Звали Батю Анатолий Юсичев. Он писал картины, которыми сейчас украшены стены больницы. В последние дни он был бездомным, скитался по улицам, терял сознание. Больным и разбитым пришел за помощью в "Будьмо" – театр пациентов больницы Павлова, которым руководит Сергей Эненберг. Там Юсичева накормили, переодели. Обратились к главврачу с просьбой помочь – тот сразу дал добро на госпитализацию. Потом Юсичев умер. 

После сбора средств на похороны, Эненберг напишет: "Если бы этот совершенно одинокий человек, лишенный дома и средств к существованию, погибший на улице, мог встретиться со всеми этими людьми, он бы был невероятно удивлен числом своих доброжелателей, блеском их личностей и щедростью участия в его судьбе!". 

Близость смерти заостряет интуицию. Если у человека есть выбор, он приходит умирать туда, где не обидят. Где ему будет тепло и безопасно. Эненберг за годы существования театра создал такую территорию. На которой хорошо, интересно и безопасно людям, которых социум выпихнул на обочину. 

Человек с ментальными проблемами с рождения, как бы, обескожен. Шансы вписаться в общество у большинства равны нулю. Над таким человеком могут посмеяться, поиздеваться, обмануть и лишить квартиры, снять "прикольное" видео и выложить его в интернет.

Ублюдки – неотъемлемая часть общества, и с ними все ясно – существуют же в природе глисты, для чего-то же они тоже нужны. Но вот, когда государство ведет себя как недальновидный гопник, возникают вопросы.    

В прошлом году финансирование психиатрии было урезано. Сокращена вся реабилитационная составляющая, в больнице Павлова уволено более 400 сотрудников, в том числе, врачей, реабилитологов, психологов. Закрыто шесть отделений, а также реабилитационный центр. Театр "Будьмо" также попал под эти сокращения. 

Эненберг пытался театр сохранить, написал письмо министру культуры Александру Ткаченко – получил официальную отписку о том, что театрами ведает местное самоуправление, то есть, киевская власть. Попытки выйти на связь с профильными чиновниками не привели ни к чему. 

На театр приходилось три ставки – режиссера, уборщицы и техника. Режиссерская – немногим более 4000 гривень в месяц, у техника и уборщицы – минималки. 

Когда я разговариваю с Эненбергом о трех ставках – общая сумма которых в пределах 12 000-14 000 гривень, думаю о том, что стоимость обеда на троих в каком-нибудь "Велюре" – вполне может стоить этих трех ставок. По большому счету – отнять эти деньги – даже не крошку у голодного из глотки вырвать – это у младенца последнюю каплю молока с губ стереть. 

Сейчас Сергей продолжает работать в театре как волонтер. Это похоже на битву одинокого человека с диктатом нормы.

Сейчас он ставит с пациентами спектакль по мотивам повести "Золотая роза" Константина Паустовского – там о парижском мусорщике, который влюбился в девушку, решил сделать для нее подарок, стал собирать золотую пыль в ювелирных мастерских, и однажды собрал ее так много, что смог сделать золотую розу. Мне кажется, сбором такой пыли и занимаются сегодня руководитель и участники театра "Будьмо".