Город усталости и надежды. Репортаж из прифронтового Запорожья

Для Запорожья за период полномасштабной войны было три переломных периода. Первый – в самом начале, когда россияне быстро оккупировали значительную часть области. В частности, Энергодар – город, где расположена крупнейшая в Европе атомная электростанция. Боялись, что Россия спровоцирует атомную катастрофу, а до Запорожья от Энергодара по прямой — 50 километров. Второй важный период начался в конце 2022 года, когда россияне начали обстреливать город ракетами С-300. Эти ракеты очень опасны – их невозможно сбить, они бьют неточно и хаотично. Тогда они почти каждую ночь попадали в жилые дома, и люди боялись ложиться спать. Третий наступил в сентябре 2024 года, когда россияне впервые начали бить по городу КАБами.

В последний месяц военные говорят о том, что россияне готовят наступление на Запорожье. На фоне в целом неутешительных новостей с фронта подобные новости тревожно звучат для жителей. По просьбе Liga.net родившаяся и выросшая в Запорожье журналистка Юлиана Скибицкая рассказывает, как живет город под КАБами в ожидании возможного наступления россиян.

Поезд Киев-Запорожье задерживается и уже час стоит в Вольнянске – небольшом городе в пятнадцати километрах от Запорожья. Невысокий лысоватый проводник извиняется за задержку и предлагает купить боевой чай, из которого 5,5 гривен идут в поддержку украинской армии. Пассажиры занимают очередь в туалет в соседнем вагоне — наш вагон старый, поэтому туалеты закрываются на остановках.

В моем купе два попутчика: женщина, примерно 35 лет, едет из Польши — планирует забирать к себе маму; 19-летний студент едет домой из Киева. Они строят теории, почему поезд задерживается, и сходятся на том, что это из-за обстрела, который произошел ночью — ракета прилетела где-то на границе Запорожской и Днепропетровской областей. Но разговор все равно не клеится, и в конце концов оба замолкают, уткнувшись в свои телефоны.

В Запорожье дождь. На вокзале необычно тихо. Раньше поезда из Киева встречали мелодией "Казацкого марша", но сейчас он почему-то не звучит. Люди спешно идут к подземному переходу, где полиция проверяет документы у приехавших. Молодой военный немного растерянно смотрит вокруг. Из очереди подсказывают, что это проверка документов, и он как военный может пройти без очереди. Парень улыбается и говорит, особо ни к кому не обращаясь: "А я уже никуда не спешу".

Крепкий и коренастый таксист Юрий оказывается очень разговорчивым. Дорога от вокзала до моего дома — через весь город, поэтому времени поговорить вдоволь. Меня беспокоит возможное наступление россиян на Запорожье, Юрия — цены. Картофель уже по 35 гривен, яйца – по 80.

- На прошлой неделе продали квартиру сына. Хорошая, с ремонтом, джакузи стоит, два санузла, мебель, – рассказывает мужчина. Он говорит по-русски, в машине играет радио "Байрактар". — Раньше она бы тысяч 60 [долларов] стоила, сейчас отдали за 25. Военная купила. Говорит мне: "Вот как ты думаешь, я бы покупала хату в городе, который скоро оккупируют?"

— Вы думаете, что не оккупируют? – спрашиваю у него.

– А кто знает. Другой военный, знакомый мой, сказал: "Юра, ты бы подумал, куда уехать". А куда мне ехать? Мне 65 лет, кому я где-то нужен?

Юрий долго ругает власть. Бескомпромиссно говорит, что нужно идти на переговоры и поскорее заканчивать войну. Его взрослые дети сейчас за границей. Но он уезжать не собирается.

— У меня друг есть, из Энергодара, — рассказывает, — уехал где-то в 2023 году, поехал к дочери в Мексику. Звонит на прошлой неделе, говорит – я буду возвращаться [в Энергодар]. Я ему: "Витя, сошел с ума?". А он говорит – не могу. У дочери своя жизнь, а у меня там квартира. Надо ехать, иначе [россияне] заберут.

Матерясь на водителя, который не включил поворотник, Юрий продолжает:

— Оккупации никто не хочет. И я тоже не хочу. Сидим, ждем, что будет.

"Степные волки"

Утром мы встречаемся с запорожским фотографом Дмитрием Смольенко на проспекте Металлургов. Раньше здесь был первый и долгое время единственный Макдональдс в городе, потому именно эта точка была самой популярной для встреч. Но с начала полномасштабной войны Макдональдс не работает. Возвращаться в Запорожье сеть не планирует — слишком опасно. Дома с фанерами вместо окон в этом районе только подтверждают это. Тем не менее на остановке продают неплохой кофе за 15 гривень. Молодая продавщица говорит по-русски, но быстро переходит на украинский, когда я обращаюсь к ней. Из заполненных спринтеров выходят недовольные люди – они не останавливаются выпить кофе и быстро идут по своим делам. Водитель ругается на кого-то: "Нет места для пенсионеров, нет! Автобуса жди!".

Диме 54 года, всю жизнь он живет и работает в Запорожье. Невысокого роста, он совсем не выглядит на свой возраст. Мы знакомы еще с 2013 года: вместе проводили расследование о "смотрящем" Евгении Анисимове, потом я поехала на Евромайдан в Киев, а Дима остался на Майдане запорожском — работал во время разгона 26 января 2014 года, когда майдановцы пытались зайти в здание обладминистрации, а вечером их разогнали титушки; снимал знаменитое "яичное воскресенье" в апреле 2014-го, когда пророссийских протестующих забросали яйцами и мукой. В Запорожье уверены, что именно благодаря этому не произошло "Запорожской народной республики", и город не повторил судьбу Донецка и Луганска.

Бывший военный Александр Таран, к которому мы приехали на встречу, тоже был на запорожском майдане, но не как фотограф, а как непосредственный участник. Позже он боролся и с сепаратистами, но уже не в Запорожье. В мае 2014-го он, запорожский фермер 58 лет, пошел в военкомат. Там отказали — мол, слишком старый. Александр пошел добровольцем в батальон "Донбасс". Но долго воевать не пришлось – в Иловайском котле его тяжело ранило в ноги. Врачи в Днепре сказали, что нужно делать ампутацию.

"Но мне повезло, – смеется Александр. – Я на "бенином" [то есть Игоря Коломойского] самолете полетел в Таллин. Туда отправляли тяжелораненых из Мечникова. А там врачи посмотрели и сказали: "Нет-нет, отрезать не будем. Будем лечить".

Александру сейчас 68 лет, но выглядит он крепко – в военной форме, коротко подстриженный и полностью седой. Курит айкос и постоянно отвлекается на телефон – каждые десять минут ему звонят или пишут. Я спрашиваю у Александра, почему он в 2014 году решил пойти воевать. Кажется, этот вопрос ему не нравится – он смотрит удивленно и неодобрительно.

"А как я мог не пойти? – наконец отвечает. – Если в мой огород кто-то зайдет, то конечно, я возьму дровеняку и пойду гонять его. Передо мной такой вопрос – идти или не идти [воевать] – никогда не стоял. И потом я знал, что будет война. Что Донецком все не закончится".

Мы говорим с Александром на базе его добровольческого формирования "Степные волки". Уютно трещит буржуйка, вкусно пахнет гороховым супом и немного – машинным маслом. Годовалый мастиф ластится и просит играть. Здесь ребята делают так называемые мини-грады – небольшие артиллерийские установки, которые устанавливаются на пикап. С ними они выезжают на боевые задания.

"Нас на фронте иногда называют гастербайтерами, – смеется Александр. – Мы работаем "по заказу" – к нам обращается бригада, мы приезжаем на участок фронта, выполняем боевое задание и возвращаемся. Сейчас вот только вернулись из Харьковской области".

История "Степных волков" началась еще в 2017 году, в Орехове. Ветераны АТО создали подготовительный центр для вернувшихся с фронта людей — чтобы, как говорит Александр, они не забывали, как обращаться с оружием. Когда началась полномасштабная война, около двадцати добровольцев во главе с Александром успели повоевать в Васильевке, которую россияне оккупировали уже в марте. Позже решили заниматься артиллерийскими установками. Сейчас в "Степных волках" люди, которые не могут мобилизоваться из-за возраста или ранений. Самого Александра тоже в конце концов списали уже в 2022 году. Живут "Степные волки" благодаря волонтерам – те помогают продуктами, а самое главное – соляркой. Местный бизнес тоже помогает, говорит Александр.

Меня беспокоит главный вопрос — что Александр думает о возможном наступлении россиян на Запорожье. Но, кажется, откровенного разговора не будет. Все, что он говорит, – Запорожье точно не отдадут. Больше из него на эту тему ничего вытащить не удается.

Журналисты

В субботу днем в центре Запорожья почти нет людей. Окна здания ОГА и кинотеатра "Байда" на площади Фестивальной заколочены фанерой. Местные говорят, что новые стекла не вставили еще после прилета в этот район в прошлом году. Но восстановили здание на главном проспекте, где еще осенью 2022 года российская ракета уничтожила целый подъезд.

У здания городского совета длинные ряды стендов с фотографиями погибших военных из Запорожья. К одному из них прижалась головой женщина в капюшоне. Где-то здесь есть фотография и Славы Зайцева, историка и киборга, погибшего в октябре 2022 года. Могила Славы на кладбище Святого Николая – там похоронен и мой дед. На это кладбище я езжу примерно раз в полгода. Каждый раз сектор с украинскими флагами становится все больше.

В журналистском хабе в центре города прохладно и пусто. Обычно здесь больше людей — во времена блэкаутов местные журналисты приходят работать, иногда записывают синхроны или берут интервью. Журналистка "Укринформа" Оля Звонарева предлагает кофе и печенье. Она невысокая, худая, с короткими темно-красными волосами. Пока мы говорим, я вижу шрам на ее руке. Он единственный внешне напоминает, что восемь месяцев назад Оля боролась за свою жизнь. Она стала жертвой дабл-тапа 5 апреля 2024 года, когда россияне вторично ударили по месту прилета – жилой застройке в Шевченковском районе города. Так поступают, чтобы пострадало как можно больше работников спасательных служб, полиции и журналистов. И это военное преступление, которое Россия совершает еще со времен войны в Сирии.

"Смотри, здесь больше видно, – Оля закатывает штаны и показывает раненую ногу в шрамах. Она где-то в полтора раза худее здоровой. – Летом я в шортах не ходила".

Оля и Дима Смольенко вместе проехали почти весь запорожский фронт. Ночевали в блиндажах с солдатами, попадали под минометные обстрелы. 5 апреля 2024 года снимать на месте прилета особо было нечего. Дима с другой коллегой работал в магазине, в котором выбило окна, Оля была во дворе. В какой-то момент услышала, как летит ракета и поняла – летит в нее. Все, что успела, спрятаться за бордюр. Часть тела посекло обломками, Оля потеряла много крови. Но уже в больнице ей сказали – ходить будет. Это было тогда главным.

— Она в больнице больше всего боялась, что работать не сможет. Что все, ее выбросят из профессии, — говорит Дима Смольенко, вроде бы и осуждая, но вместе с тем с восторгом.

– Мне казалось [пока лежала в больнице], что все, что можно, я пропустила, – соглашается Оля. — Что я выйду [из больницы] и не буду никому нужна, потому что я, например, поехать никуда не могу. Я очень люблю свою работу, поэтому в тот момент для меня все рухнуло.

Сейчас Оля проходит реабилитацию – занимается спортом, чтобы полноценно восстановить раненую ногу. Рука уже почти зажила — только присмотревшись, заметно, что некоторые пальцы немного неестественно выгибаются. На опасные съемки старается больше не ездить. Говорит, в первую очередь очень жаль маму.

Остаться в городе

Самые людные места в Запорожье по выходным — рынки и секонд-хенды. В обрывках разговоров, которые удается услышать, люди жалуются на цены и обсуждают графики отключения света. На улице Сталеваров, где много кафе и всегда бурлила жизнь, большая часть заведений закрыта. Здесь рядом — медуниверситет, и раньше студенты кучками стояли в очередях к ларькам с шаурмой. Сейчас возле ларьков, как и везде в этом районе, пусто. Лишь откуда-то из дворов выходит женщина в летних розовых резиновых тапочках, надетых на теплые носки, и говорит в телефон: "Галя, ну как ты? Читала в телеграме, что наступление [на Запорожье] планируется после 5 декабря?"

— Город был пустым в первые дни войны, — говорит Дима. – Тогда было реально стремно. Выходишь в центр – никого.

– А потом появились люди, – продолжает Оля. – Чувствовалось, что это не наши люди, не запорожские. Я не говорю, что это плохо. Наоборот, приехали переселенцы из оккупированных территорий, из Орехова. Во дворе все места были запаркованы.

— Многие сидят дома, потому что прячутся от ТЦК, — продолжает Дима. — Летом пляж [на набережной] был пустым, хотя обычно там много людей.

— Иногда едешь в маршрутке, где один бабсовет — становится страшно, — говорит Оля. — Город постепенно пустеет. Просто люди уезжают, уезжают, уезжают… Я их понимаю, их страх. Жить под обстрелами – это тяжело. Но люди [в Запорожье] есть. И многие возвращаются. Родители с колясками ходят, то есть рождаются новые люди. Бизнес остается работать. Это дает большую надежду, как-то успокаивает, что все будет хорошо.

– Я вижу, что фортификации строят, – добавляет Дима. – Ездишь по области – всюду что-то роют, копают, постоянно техника работает. Еще в 2023 году я этого не видел.

Мы с Олей почти в равном положении — моя семья из Запорожья выезжать не собирается. Один из аргументов моей мамы — всех забрать я не смогу, в том числе 84-летнюю бабушку, которая последние десять лет не выходит из дома. Оля говорит, что хочет вывезти из Запорожья свою 17-летнюю дочь. Возможно, не за границу, а куда-нибудь в более безопасный украинский город, куда не долетают КАБы. Но сама точно будет оставаться в Запорожье до конца. Что может стать концом, мы обе тактично не говорим.

"Жизнь — это не чемодан. Взял, собрал, ушел. Так не получится, — говорит Оля. — Здесь мои родные, друзья. Как их взять и перевезти в другое место? Я думаю о том, что когда-нибудь наступит день, когда я встану утром, возьму коробку с документами, соберу какие-нибудь самые необходимые вещи и поеду куда-то. И у меня не будет там ничего. Я никогда не смогу пойти на могилу к отцу. Это тяжело".

Впервые за время разговора у Оли на глазах слезы.

"Недавно мы с малой ездили в Польшу, – продолжает. – Люди живут, готовятся к праздникам. Классно. А ты постоянно сидишь в своем телефоне и думаешь – куда летит? Смотришь в журналистский чат, выдыхаешь – Димка жив, Катя жива, Эля жива. А у бабушки кнопочный телефон, она не напишет в телеграме, что у нее все нормально. Думаешь: набирать или нет, возможно, спит и не слышит. А если у меня не будет даже возможности набрать родного человека? Я очень боюсь этого момента, когда придется делать выбор. И очень верю, что он все-таки не настанет".

Жизнь

Хортицкий район Запорожья все называют "Бабурка" – по названию села, возле которого его построили в 70-х годах. Далекий от центра города, отрезанный старыми мостами — до февраля 2022 года жить здесь было непрестижно. Война все поменяла. Во-первых, наконец-то частично открыли новые мосты, которые строили еще с 2000-х годов. Во-вторых, сюда не долетают КАБы и С-300. Именно поэтому на Бабурку переезжают люди из Космоса или Шевченковского — районов, которые больше всего страдают от обстрелов россиян.

Хотя и на Бабурке есть дома, где окна заколочены фанерой – последствия сбития залетного "шахеда". В последнее время они все чаще залетают сюда. В моем доме на окраине района, где с началом темноты на улице нет людей, особенно громко слышно, как их сбивают. Когда выключают уличное освещение около десяти вечера, красные трассеры ПВО выглядят даже красиво.

Возле бывшего магазина "Амстор" уже работает новогодний базар и стоит наряженная елка, хотя еще только конец ноября. Дома темные из-за отключения света, елка и магазин – единственные светлые пятна. Возле ларька с кофе компания мужчин пьет пиво. Из отрывков разговоров слышно, что они ругают ТЦК.

В соседнем Доме культуры сегодня концерт в честь Дня достоинства и свободы. В просторном зале в основном сидят родители и бабушки — часть номеров будут исполнять дети, которые ходят в танцевальную школу в этом же Доме культуры. ЮНЕСКО обустроило в здании бомбоубежище, там дети и занимаются. Такое же бомбоубежище есть и в соседней школе. Единственное среди всех учебных заведений рядом.

Ведущие на сцене молодые парень и девушка в вышиванках заученно и немного нервно открывают концерт. Первым делом зовут на сцену местного депутата Сергея Ильченко. На вид ему не больше 40 лет — невысокого роста, но мускулистый, холеный, в рубашке цвета хаки, он с удовольствием берет микрофон. Долго говорит о важности свободы и достоинства, о том, что Украина, в отличие от России, свободная и нам всем нужна безоговорочная победа. В конце он благодарит военных. Военные сидят с каменными лицами. Один из них придерживает раненую руку второй рукой.

Концерт начинается с "Пливе кача", которую поют мужчины в вышиванках. 13-летний мальчик играет на пианино песню "Біля тополі", на заднем фоне крутятся картинки, созданные искусственным интеллектом. Девочка читает собственное стихотворение "Лист до солдата", но звукорежиссер никак не может наладить нормальный звук, поэтому ее голос заглушает музыка на фоне. Наконец, выходят танцевать дети. В зале раздаются аплодисментами.

В центре Запорожья вечером тоже просыпается жизнь. На проспекте, который днем был почти пустым и серым, загораются огоньки кафе и ресторанов, прохожих становится заметно больше. Ни в одном из модных заведений невозможно заказать столик день в день, но если все же повезет – по старой памяти ожидаешь почувствовать здесь праздник жизни. Увидеть местных бандитов и их спутниц в обтягивающих коротких платьях, услышать пьяные перепалки, которые иногда в запорожских заведениях заканчиваются драками и даже перестрелками, или хотя бы звуки караоке.

Сейчас все тихо и скромно. Ресторан Senator, который годами был местом "охоты" местных эскортниц, превратился в семейное заведение – сейчас здесь нет ярко накрашенных девушек и мужчин в кожаных куртках с оценивающими взглядами. Еще год назад громкая музыка и атмосфера тусовки были вечером во всех запорожских заведениях. Теперь, говорят, эти отголоски прошлого сохранились только в лаунж-баре "Барин". Возможно, поэтому бронировать там столик нужно за несколько дней.

Кафе закрываются в 11:00, но транспорт вечером ходит плохо, поэтому большинство людей спешат на свои последние маршрутки раньше. Ближе к полуночи автомобилей на дорогах тоже становится меньше. Из тех, что иногда проезжают мимо, можно услышать голос Валерия Меладзе: "И я тысячу раз обрывал провода, сам себе кричал "Ухожу навсегда", непонятно, как доживал до утра. Салют, Вера".