Война на истощение: какое оружие надо Украине, и что власть делает, чтобы его получить

Когда шли контактные бои, условно, на дистанции выстрела "Стугны" и ближе, украинская армия наносила российским оккупантам большие потери. Плюс колонны врага накрывала наша артиллерия и авиация. 

Сейчас характер боев изменился.

Россия накапливает силы и наносит нашим войскам удары с большой дистанции: ракетами, штурмовой авиацией, РСЗО, дальнобойной артиллерией. В контактный бой россияне направляют тех, кого не жалко: мобилизованных из ОРДЛО. С целью проявить, а затем накрыть наши позиции.

Наши отвечают. Но это война на истощение. Россияне также уничтожают нашу технику. Если не восполнять потери, неизбежно наступит момент, когда серьезно отвечать станет нечем. И не будет сил для контрнаступления.

Возникнет ситуация, когда российские оккупанты, обстреляв наши позиции ракетами, авиацией и артиллерией, выдвинутся бронетехникой и пехотой на тех немногих, кто останется в живых и будет способен встретить из ПТРК.

Сценарий войны, где украинские воины героически умирают в развалинах Харькова/Днепра/Запорожья, – абсолютно не то, что нам нужно.

Надо восполнять потери техники.

Условно менее сложное решение (условно, потому что все очень непросто) – собрать все возможное советское оружие. 

Но 

1) его немного;

2) оно не в лучшем состоянии (нужны время и ресурсы на приведение в надлежащий вид);

3) по ряду позиций боеприпасы заканчиваются: есть сколько-то, но новые не производятся.

То есть советское оружие идеально для краткосрочного усиления, ибо наша армия сразу может его использовать. Для длительной войны нужна другая логика. И она есть – получить/купить оружие натовского образца (возобновление нашего производства пока оставим за кадром, к тому же оно не закрывает ряд критически важных позиций).

Натовского оружия много. Его могут передать разные страны без ущерба для себя. Боеприпасов достаточно. В ряде стран те вооружения, которые нам подходят, уже снимают с боевого дежурства ради более современных.

Это системное долгосрочное решение, которое максимально повысит совместимость нашей армии с натовскими армиями.

Да, какое-то время необходимо, чтобы наши бойцы освоили натовскую технику. Судя по использованию ПТРК и ПЗРК, они это сделают легко.

Главное – дать сигнал России, что она не сможет истощить украинскую армию и получить значительное преимущество. Это – лучший стимул для прекращения войны, пока она не закончилась совсем плохо для Кремля.

Данную логику министр обороны Алексей Резников доносит нашим партнерам в нон-стоп режиме. Это нелегкий труд, ибо никто не ожидал, что мы продержимся так долго. 

Передать тяжелую технику НАТО стране, воюющей с Россией, – это тектонический сдвиг в сознании для многих.

Системного прорыва еще нет. Но это уже не глухая стена из ужаса и отрицания. Идут жаркие дискуссии, которые прорываются на публику.

Сейчас будет очень много разных заявлений, промежуточных решений, качелей на Западе (они уже есть). Не надо самим впадать в эти качели между эйфорией и отчаяньем.

Минобороны не комментирует конкретные сюжеты. Но чтобы приблизительно понимать общую ситуацию, отслеживайте указанную логику, – сигналы с Запада о передаче/продаже Украине тяжелых вооружений натовского образца.

Естественно, львиная доля останется за кадром. Но контуры западные СМИ и/или политики так или иначе подсветят. Вы сможете трезво оценить, с каким запасом прочности Украина может выходить на переговоры.

Сегодня глава МИД РФ Сергей Лавров внезапно заявил, что украинская делегация, которую он еще вчера хвалил за "реализм", вероломно "отошла от ранее достигнутых договоренностей". Как вы понимаете, вряд ли бы он такое заявлял, если бы "отошли" в нужную для России сторону (все эти отходы-приходы происходят в воображении российских говорящих голов). 

Просто Лавров нервничает: как чрезвычайно опытный дипломат, он чувствует изменение конъюнктуры.

На невидимом широкой публике фронте украинские команды ведут такие же тяжелые бои, как и на поле реального сражения. И у них также есть успехи.

Так что сохраняем концентрацию и работаем на победу.

Повторяю: очень трудно, но не беспросветно.