Павел Казарин: Россия и кроличья нора

Все просто. Оппозиция должна бороться за власть, а в России это невозможно. Политическое поле силовики каждый день удобряют машинным маслом. Несистемные ребята не имеют ни единого шанса пробиться в кабинеты. А системная оппозиция давно согласилась на роль подставного спарринг-партнера. Все, что остается российским оппозиционерам, – это быть диссидентами.

Диссидент не борется за власть. Он всего лишь пытается не петь в общем хоре. Пытается быть гигиенистом, не пачкается в коллективных письмах и выживает в стране, живущей поперек того, во что он верит. Он не сражается с системой, а всего лишь пытается с ней не соприкасаться. Эдакая внутренняя эмиграция – при нежелании или невозможности эмиграции внешней.

В России не осталось медиа. Гранды стали рупорами пропаганды еще в позапрошлом десятилетии. Независимых выкупили или закрыли. Небольшой либеральный заповедник инакомыслия погоды не делает. Собственно, последним островком сопротивления остаются западные соцсети, а потому теперь мы станем наблюдать войну российских властей с Youtube и Facebook.

Реальность есть, но ее негде обсуждать. Вместе с диссидентами возвращаются кухонные разговоры. А заодно привыкание к мысли, что ты не влияешь на судьбу страны, в которой живешь. И самое безнадежное в том, что траектория рельс, на которых стоит российский поезд, вполне недвусмысленна.

Мы можем спорить, что именно обрекло Москву на этот сценарий. Рост цен на нефть, развязавший Кремлю руки в начале нулевых. Первый Майдан, заставивший российские власти подозревать вторжение Запада. Судьба Каддафи, убедившая Кремль не идти на уступки Вашингтону. Вторжение в Грузию, доказавшее Москве слабость Европы.

Это мог быть второй Майдан, который Кремль счел объявлением войны. Оккупация Крыма, которая отрезала России путь на Запад. Или санкции, которые были восприняты как начало осады. На самом деле, нюансы уже потеряли значение. Куда важнее то, что ждет Москву дальше. И тут особенных развилок ждать не стоит.

В какой-то момент в жизни любой страны может случиться эффект эскалатора. Когда государство оказывается в ситуации, обрекающей на эволюцию или деградацию. Нечто подобное случилось в судьбе Украины в 2014 году, когда российское вторжение обрекло официальный Киев на перемены.

Эти перемены были вопреки. Вопреки желанию элит. Вопреки воле олигархов. Но они были неизбежны, потому что без них о выживании украинского государства не было бы даже речи. Киев вынужден был становиться частью коллективного Запада, по мере того как Москва сама отрезала ему путь на Восток.

С той самой поры Украина едет на эскалаторе, который ведет ее вверх. Власти могут скатываться в рецидивы. Начинать шагать в обратную сторону. Но пока что сама логика событий обрекает страну меняться. Пусть даже медленнее, чем она может. Пусть даже неохотнее, чем следовало бы. Киев движется зигзагами, но их путанная траектория все равно не подвергается сомнению. Достаточно сравнить нынешнюю повестку страны с довоенной.

А в это же время России продолжает путешествие на эскалаторе, ведущем вниз. Власть зачищает инакомыслие. Мыслепреступления карают тюремными сроками. Протест объявляется интервенцией, а протестующих убивают химическим оружием. Каждый новый виток законотворчества увеличивает сроки и штрафы. Каждое следующее решение Кремля возвращает страну в самые несимпатичные советские практики.

Несложно представить, как может выглядеть украинский успех. Мы просто обнаружим еще одну страну Восточной Европы. С унифицированными правилами и реформированными институтами. Да, инерция никуда не денется, а вместе с ней – изрядная доля консерватизма мышления. Но это все равно будет страна, куда более близкая средней европейской температуре, чем соседняя Беларусь.

А вот будущее России представить куда сложнее. Глубина деградации может опережать даже самые смелые прогнозы. Никто не знает, какой будет финальная точка этого путешествия. Равно как и то, что будут считать нормой российские граждане через десять лет.

Некоторые развилки становятся судьбоносными.

Специально для Крым.Реалии