Москва превратила русский язык в повод для аннексии и оккупации. Но переиграла сама себя

Осенью 2019 года президент России Владимир Путин заявил о попытках " Бесцеремонно сократить пространство русского языка в мире". Обвинил во всем "пещерных русофобов" и госполитику отдельных стран. И это тот случай, когда с российским президентом придется согласиться. Политика Кремля действительно не в пользу русского языка.

В отличие от того же английского, у русского языка Москва отняла главное: политическую нейтральность. Изучение английского не посягает на идентичность – литовец, который научился говорить по-английски, остается литовцем, а казах – казахом. А русский язык Кремль продает как пакетный товар. Пытаясь прицепить к этому культурному локомотиву лояльность к империи и согласие с русской версией истории.

Москва приложила все усилия, чтобы превратить зарубежные "российские школы" в фабрики "русских людей". Тех, кто должен быть в оппозиции к собственной стране. К ее истории и языку. Только для того, чтобы впоследствии использовать их как рычаг давления. Как инструмент воздействия и повод для вмешательства. Чем хуже им живется, тем больше у Москвы появляется прав на недовольство.

Как следствие, соседние страны вынуждены защищаться не столько от самого языка, сколько от всего, что прилагается к нему в рамках "пакетного предложения". Тем более что для бывших советских республик этот товар поставляется как случай для вторжения. Любой носитель языка объявляется русской собственностью, которую Москва должна защищать. Точно это мы наблюдали весной 2014 года в Крыму.

В то же время в общем хоре с официальным Кремлем поют и все, кто пытается подняться "над схваткой". Все, кто то и дело пытаются усидеть на двух стульях. Вместо того чтобы говорить неудобную правду, предпочитают удобную полуправду. К примеру, рассуждают о необходимости провести в Крыму "честный референдум".

Любые подобные заявления – это история о "родоплеменном". Фактически нам говорят: если на какой-то территории живут люди, которых Москва считает "своими", – это повод для вторжения. Повод для аннексии и оккупации. И пока сами российские оппозиционеры убеждены, что "защищают своих", на самом деле все происходит наоборот.

По сути, в этот момент Москва посылает своим соседям сигнал. Пока у вас живут люди, готовые называть себя "русскими", – ваша территориальная целостность под вопросом. Пока у вас живут те, кого мы считаем "своими", – будьте готовы. И это все звучит как прямой призыв к соседям России беспокоиться об ассимиляции и дерусификации.

Соотечественники, русскоязычные школы, компромиссные учебники истории. С подачи Кремля все это теперь превращается в бомбу, заложенную под суверенитет соседей. Пример Крыма выглядит недвусмысленно. Хотите уберечься от вторжения? Стремитесь к внутренней монолитности. Речевой однородности. Положительной дискриминации. Единому и суверенному взгляду на историю своей страны.

Иначе есть риск проснуться и увидеть российские триколоры в одном из своих регионов. А Кремль и "оппозиция" начнут в два голоса уверять: если российские поезда на оккупированных территориях не пускают под откос, то новый статус-кво следует закрепить.

Боги алфавитных истин так и не смогли отыскать себе паству в России. Кремль уже который год пытается загнать под ружье всех классиков без исключения. Это благодаря его усилиям нравственные авторитеты прошлого стали играть роль коммивояжеров по продаже имперских знамен.

Российская пропаганда атаковала в лоб. Брала, например, пушкинское стихотворение "Клеветникам России", проводила аналогию между польским восстанием и украинским Майданом и затем отправляла классика "воевать за ДНР". Без доли сомнений объявляла людей с 19 века моральными камертонами событий 21 века.

От всего этого становилось как-то жутко. Потому что любой человек относится только к тому веку, в котором он сформировался. Иначе нам придется вспоминать о том, что Пушкин был рабовладельцем, Достоевский – ксенофобом, а Фет – антисемитом. Мы этого не делаем только потому, что прошлое должно принадлежать прошлому. А к современности следует подтягивать эстетику прошлых веков, но отнюдь не этику.

Хотите понять, на чьей стороне был бы сегодня Пушкин? Тогда пусть он родится в 1970 году. Окончит школу при Горбачеве, пойдет в армию одной страны, а демобилизуется уже в другой. Посмотрит "Лебединое озеро" в 91 году, сделает свой выбор в 93 году. Пусть при нем случатся "Курск" и "Беслан", отмена выборов и исчезновение свободы. Сначала пропустите классика через мясорубку повседневной жизни, и только потом узнаете, на чьих знаменах он окажется.

Вместо этого Москва назначила культуру локомотивом для политической повестки дня. Хотите уважать Чехова и Толстого – будьте добры радоваться Крыму и Донбассу. Хотите восхищаться Гагариным и Достоевским – привыкайте молиться на кирпичные стены Кремля. Россия последовательно напаковывала свое наследие "духовными скрепами" и провозглашала пятой колонной всех, кто с этим не соглашался. Следует ли удивляться, что соседние страны пытаются этот комплексный обед не покупать?

Вполне вероятно, что Кремль в итоге получит обратное. И мы будем еще наблюдать, как ареал русского языка будет сокращаться. Как жители соседних стран будут читать русских классиков в переводах и на уроках иностранной литературы. Как каждая страна ощетинится своей собственной суверенной версией Второй мировой. В которой просто не останется места для русских "духовных скреп".

Москва хотела бороться за "русский мир"? Ее следует поздравить. Она проиграла.

Отрывок из книги Павла Казарина "Дикий Запад Восточной Европы"