"Люди смотрят на командира. Нельзя быть "соплей". История Героя Украины Ростислава Козия

Офицер десантно-штурмовых войск, подполковник Ростислав Козий получил Золотую Звезду Героя Украины 14 октября 2022 года.

Под его командованием десантники работали в самых горячих точках: Северодонецк, Лиман, Богородичное под Изюмом. Он из тех офицеров, которых сформировало нападение России на Украину в 2014 году. Но признается: "Тогда, в феврале 2022-го, еще не было очевидно, выдержат ли это все политики".

Как большая война изменила бои в Луганской области, что поддерживает боевой дух под огненным валом и влияет ли на службу Золотая Звезда – в рассказе Героя Украины Ростислава Козия для LIGA.net. Дальше – прямая речь.

Читайте нас в Telegram: только важные и проверенные новости

"ОПА! А ЧТО ПОМЕНЯЛОСЬ?" – ПОД СЧАСТЬЕМ

За неделю до полномасштабного вторжения уже началась артподготовка нашей передней линии. Мы стояли возле Счастья. Во время ООС этот район считался очень спокойным. Тишина полная. Мы там почти всю ротацию копали, укрепляли позиции. Никаких обстрелов не было.

Тут в середине февраля нас вдруг начинает русская артиллерия прорабатывать. Мы такие: "Опа! А что поменялось?"

Хорошо, что до этого было время полностью закопаться. За целую неделю этой артиллерийской подготовки у нас не было ни одной потери.

Ночь перед полномасштабным вторжением была очень тяжелой. Нам устроили моральную давку. Мы слышали, что что-то должно быть. Не видели. Местность не позволяла. Линия разграничения была по реке в низине, позиции на склонах. Они всю технику перемещали за холмом. Мы пробовали поднимать беспилотники, но РЭБ сильно работала, не давала.

Была информация, что в три утра начнется наступление. Всю ночь я ездил по первой линии. Везде была мертвущая тишина, только гул техники где-то далеко.

В ожидании мы просидели до 3 ночи. Ничего не произошло. Выдохнули: все нормально. Еще контрольные полчаса посидели – спокойно. Тогда я отправился спать. Успел только раздеться – и началось. В 03:45 понеслась такая массированная артиллерийская подготовка всей нашей передней линии, что страх. "Градами" долбили все. Уже с рассветом мы вели первые бои.

24 февраля мы пошли на первый штурм. Группа противника зашла в деревню Лопаскино, наших выбили. Мы должны были восстановить передний край. На трех БТРах попытались зайти в деревню и отбить. По дороге уничтожили российский танк. Из-за полной потери связи не было координации с соседями справа.

Заняли оборону и держали ее, пока не кончились боеприпасы. Нас уже начали с трех сторон сжимать: с фронта, с правого и с левого флангов. Уже были первые раненые, я тоже получил легкое ранение. Понимал: если мы останемся, либо перебьют всех, либо пленят. Поэтому решил отойти поближе к своим. Это первый бой такой был.

Вообще те дни были нереально тяжелые. И физически, и морально. Мы с командованием впервые поели через двое суток.

С первой секунды понимали, что происходит. Все четко и ясно: они идут – мы стреляем. Нам нужно их выбивать до границы, за границу.

Тогда, в начале, еще не было очевидно, выдержат ли это все политики. Когда увидели, что они выдержали, что все заработали на победу, стало ясно, что не все так плохо. Мне очень нравится позиция президента: договариваться мы не будем. Мы – армия – отбиваем и контролируем свою территорию. А потом уже политики делают свою работу.

Читайте также: Интервью | Стальная граница. История Героя Украины Валерия Падителя: "Это был ад"

"У НАС ПРОРЕЗАЛИСЬ ЗУБЫ". СЕВЕРОДОНЕЦК

Потом была оборона Северодонецка. Мы там долго стояли. Продолжались тяжелые бои. Но местность была лесистая и противник не мог массированно использовать технику. С этим было немного проще.

Плюс, к тому моменту у наших солдат уже зубки прорезались и обострились. Ребята убедились, что россиянам можно давать отпор и уничтожать. В Северодонецке мы взяли хороший боевой опыт.

Там же впервые пересеклись с кадровыми русскими военными. До этого чисто луганские боевики были против нас. В Северодонецке проскочила 57-я отдельная мотострелковая дивизия, мы взяли пару человек в плен. Хотя разницы между кадровыми и некадровыми я бы не заметил.

Вообще не могу сказать, что россияне меня чем-то удивили после 24 февраля. Я их воспринимаю как военный – военных.

После Северодонецка мы вышли в резерв. Но один из батальонов начал активно вести боевые действия на Лиманском. У меня было другое направление, но меня отправили туда помочь.

"ОДИН СПЛОШНОЙ БОЙ". ЗАРЕЧНОЕ

Работали в полях между Заречным и Кременной вместе со 128-й бригадой. Когда 128-я отошла, мы остались. Это были самые трудные для меня бои.

Были моменты, что руки просто опускались и я не знал, что делать. Но собирался в кучу и продолжал работать. Люди всегда смотрят на командира. Если командир сопля, то все будут такие. Если он держится, все будут морально настроены на работу.

Мы понесли много потерь. Очень большие силы шли на нас. Но я понимал, что из Заречного идет прямая дорога на Лиман. Если мы не остановим, они заскочат в Лиман буквально без боев. Надо было держать Заречное.

Нас поддерживало чувство юмора. Шутили постоянно. Это был очень черный юмор. Если серьезно на все смотреть, мозги плавятся.

Важно думать о хорошем. Все закончится, но для этого нужно работать. Строишь планы. Простые какие-то. Типа, потом поеду на море, на лыжах покатаюсь, куплю дом. И следить, чтобы коллектив был положительно настроен. Так что мы шутили – и работали, работали, работали.

Около недели в Заречном держали оборону под круглосуточными обстрелами. Наши позиции они волнами атаковали каждый день. Это было как одно сплошное сражение. Крайние дни я остался один. Остальные – командиры рот и взводов – ранены или контужены, один до сих пор считается без вести пропавшим.

Когда командной линии не было, я уже попросил отойти. Не было возможности держать оборону. Получил разрешение. И перешел к обороне Лимана.

"ОГНЕННЫЙ ВАЛ". ЛИМАН

В Лимане мы увидели, что такое огненный вал: когда за короткое время, три-четыре часа, тебя расстреливают из всего оружия.

В Заречном артиллерия работала методично: выстрел каждые пять минут. В режиме 24/7 знаешь, что по тебе стреляют. К такому привыкаешь. Да, по тебе может попасть и ты погибнешь. Но постепенно ощущения немного притупляются.

Огненный вал – гораздо тяжелее. Во время методичного обстрела можешь перебежать, отойти, выйти из-под обстрела. Во время огненного вала никуда передвигаться не можешь вообще. Где ты его встретил, там и ждешь конца. Прямо в окопе лег, и все, даже высунуться не можешь.

Это вопрос удачи: попадет снаряд тебе в окоп или нет. Если попал, тебя разорвало – и все. Если не попал – выжил. Людям объясняли, почему ни в коем случае нельзя перемещаться при таких обстрелах. Но все равно, даже под таким огнем, всегда есть те, кто думает успеть.

Бывало, что целые отделения получали ранения.

После Лимана я буквально немного побыл со своим подразделением в Святогорске. Затем отправили в Богородичное, Изюмский район.

"ДВЕ НЕДЕЛИ В ИСКУССТВЕННОЙ КОМЕ". РАНЕНИЕ

В Богородичном получил ранение. Это было 10 июня. Незадолго до этого у меня погиб один командир роты, потом погиб другой командир роты. Это был третий такой тяжелый момент с начала полномасштабного вторжения для меня. Тоже руки опускались.

Был артобстрел. Я получил осколочное ранение в спину. Тяжелая травма. После этого меня вытащили с того света и мой путь пошел уже по госпиталям. Подразделение продолжило выполнять задачи.

Госпиталь для меня стал отдельным испытанием. Я оказался вдали от своих людей. Это просто ужас! Они там как-то должны быть сами.

Жена была рядом. Она когда увидела, что я залез в работу, забрала телефон, говорит: "Так, стоп! Давай, отойди сначала. Все остальное – потом". Но это для любого нормального командира естественно, что он переживает за подразделение. Особенно, если он не возле своих людей.

Читайте также: Интервью | "Скажите жене, что я – 200". История Героя Украины Дмитрия Финашина

В больнице стало понемногу восстанавливаться чувство времени. С начала большой войны его не существовало. 24 февраля все как началось, так для меня закончилось 10 июня. В промежутке – просто изменение погоды. Ну, и какие-то положительные мелочи. Умылся, чистую форму надел – вот он, праздник!

Как день-ночь меняется, конечно, замечали. Мы себе жизнь подстроили под график военных действий россиян. Они днем воюют, а вечером – нет. С первыми лучами солнца у нас начинались боевые действия. После обеда шли на спад. Ближе к вечеру все зарывались на своих рубежах. Ночью – тишина, пополняли силы. И так день за днем, неделя за неделей.

ЗВАНИЕ ГЕРОЯ УКРАИНЫ

Какую награду я получу, узнал во время самого награждения. Мы с женой были в Киеве, приехали по вопросам моего лечения. Здесь командование сообщило, что я должен приехать. Я еще жене сказал: "Давай быстренько, какую-нибудь грамоту дадут – и дальше к делам".

На тренировку церемонии я не успел. Уже перед самым награждением нас строили: кто получает Железный крест – налево, кто Героя Украины – направо. Таких, как я, кто не понимал, стояло еще несколько человек. Переспросили фамилии. Когда услышал, что мне к Героям, подумал: "Ого! Нифига себе!"

Приятно, когда твою работу оценивают. Но на практическую сторону службы звание никак не влияет. Возможно, добавляет больше обязательств и ответственности. А так – без разницы вообще. Это звание не за мой особый подвиг. Эта Звезда – награда всех моих ребят.

Читайте также: Интервью | "Залужный дал команду мочить РФ – значит, мочить". История Героя Украины Дмитрия Чавалаха