Виктор Чумак: Реестр деклараций - это карта украинской коррупции
Виктор Чумак рассказал об антикоррупционной реформе и о том, почему удалось запустить один из главных ее инструментов - реестр электронных деклараций
Виктор Чумак
экс-замгенерального прокурора Украины - главный военный прокурор
19 октября депутат Виктор Чумак прочитал в аудитории Киевского национального университета им. Тараса Шевченко лекцию об антикорупционной политике в Украине. После окончания первого этапа электронного декларирования некоторые затронутые в его выступлении темы приобрели совершенно новое звучание. ЛІГА.net публикует отдельные фрагменты его лекции.
На подступах : комитет "решал"
...Я пришел в Раду [с поста директора Украинского института публичной политики - Ред.], не будучи членом никакой партии. Но я пришел не один. У нас была собственная команда политических аналитиков. И у нас были готовые наработки - в области антикоррупционной политики, обороны и правоохранительной сферы. Это была моя специальность, у нас были готовые материалы и рекомендации.
Можно сказать, нам тогда, в 2012 году, просто повезло: УДАРу, при поддержке которого я баллотировался, достался комитет Верховной Рады по борьбе с организованной преступностью и коррупцией. В то время это был "комитет решал". Они "решали дела". Например, звонили в прокуратуру: откройте дело на того, закройте дело на этого, сделайте то, не делайте это. Регионалам, которые и без того все могли "решить", этот комитет был не нужен, поэтому они спихивали его оппозиции. А мы как раз и были в оппозиции. И на заседании фракции Кличко предложил мне возглавить этот комитет, потому что других специалистов в этой области среди депутатов УДАРа не нашлось.
Когда возглавляешь комитет - ты сразу получаешь доступ к трибуне, к согласительному совету Рады, и можешь продвигать идеи и наработки своей команды.
Начало
Собственно, антикоррупционной политики как таковой в 2012 году вообще не существовало. В 2012 году это вообще было неприличное слово. Называть человека коррупционером считалось тогда крайне неприличным. Это было "фи". В высшем обществе этого не понимали. При этом страна в течение двадцати с лишним лет жила в состоянии коррупционного консенсуса. Коррупция не воспринималась как явление исключительное или вредное. Мы жили в стране, где коррупция была основой социальной среды, а исключением была добропорядочность. Особенно добропорядочность на государственной службе, в правоохранительной деятельности, в политике - там это было именно исключением, причем очень редким и совершенно непонятным для большинства. Мы и сейчас живем в обществе, где коррупционный образ действий или наличие коррупционных возможностей считается конкурентными преимуществами. А тогда - если у вас были кум-прокурор, дядя-политик, близкий знакомый племянник президента - это считалось бонусами, которые позволяли человеку занять хлебную должность, даже невзирая на отсутствие профильного образования, деловых и моральных качеств. Вместо социальных лифтов работали непотизм и коррупционные связи, а сами социальные лифты не работали в принципе.
Понятно, что при Януковиче изменить что-то важное, глобальное, быстро и всерьез было невозможно. Но раз пришла такая удача, можно было попытаться что-то изменить постепенно, поэтапно. Как мы это видели? Сначала нужно было поменять законодательство.
Плацдарм
Что такое политика вообще? Это, во-первых, наличие правил (законов, кодексов). Во-вторых, это наличие институций, которые этими правилам руководствуются. В-третьих, это наличие заинтересованных групп, которые по этим правилам живут, а также эти правила меняют или стремятся изменить. И последнее - существование политической воли, которая все это приводит в движение.
В 2012 году не было ни желания менять правила, ни желания создавать новые институции, ни групп (за исключением общественных), заинтересованных в переменах. Зато было желание элит жить в коррумпированной стране, но по европейским правилам. А потому был тогда и был провозглашен курс на европейскую интеграцию, и было сказано, что мы хотим подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Это стало генеральным курсом - и одновременно стало и пряником, за которым тянулись и верха, и гражданское общество, и кнутом, которым политические верха можно было заставлять двигаться по пути реформ. Именно тогда Украине стали ставить "маячки": вы принимаете это - и получаете в ответ шаг в сторону евроинтеграции, принимаете другое - получаете еще один шаг.
И мы начали просто согласовывать свои инициативы с европейцами. Мы начали потихоньку менять законодательство. Например, мы еще до Майдана убрали административную ответственность за коррупцию, оставили только уголовную. Раньше за небольшую взятку можно было отделаться протоколом. Мы эту ответственность усилили. Мы ввели уголовную ответственность для юридических лиц. Усилили наказания за коррупционные преступления. Упорядочили подследственность по криминальным правонарушениям. Все это делалось уже тогда. И хотя было понятно, что тогда и в тех обстоятельствах это никем не воспринималось как серьезное достижение, но я убежден: это необходимо было делать, потому что это будет работать. Не сегодня, так завтра.
Прорыв
А потом был Майдан. Янукович сбежал и душа попросила праздника. И вроде бы все готовы были менять антикоррупционное законодательство, все хотели создавать антикоррупционные институты. Антикоррупционное бюро, агентство для анализа деклараций чиновников и депутатов, новую полицию. И мы (наша группа) тогда написали все эти проекты законов: про НАБУ, про Специализированную антикоррупционную прокуратуру, про Национальную полицию, новую редакцию закона о противодействии коррупции...
Но принять все это даже после Майдана оказалось очень трудно. В парламенте набиралось только 235-236 голосов, чтобы за них проголосовать. На большее не хватало (и не хватает сейчас) политической воли. Политическая воля - это как раз способность и желание депутата нажать зеленую или красную кнопку. Нажатие на кнопку для голосования - это и есть материализация политической воли. И с ней все было плохо.
Но зато был мощный общественный запрос. Были обещания, данные на Майдана. И было, опять-таки, давление наших западных партнеров. Снова появились "маячки". Вот вам условия для отмены виз. Вот вам условия для получения траншей МВФ. И по другому ничего бы вообще не получилось.
Мы понимали, что "закон Чумака" про НАБУ или "закон Деревянко" про НАПК не имели никаких шансов собрать голоса - для принятия действительно серьезных законопроектов нужно очень серьезное лоббирование, нашего влияния для этого было недостаточно. Поэтому закон про НАБУ мы отдали в администрацию президента, а закон про предотвращение коррупции, по которому было создано НАПК, мы передали в кабинет министров. Так эти законопроекты нам и у далось провести - в 2014 году, перед выборами, под жутким давлением гражданского общества, на дикой волне популизма, когда буквально все политические силы заявляли себя главными борцами с коррупцией, рвали на себе тельняшки и были готовы на все, лишь бы остаться в Раде. И даже тогда голосов для принятия хватило с очень небольшим запасом.
Наступление
Но это была смена всей философии антикоррупционной работы. Мало было принять новые антикоррупционные правила - нужны были институции, которые должны действовать в соответствии с этими правилами. И мы их создали. Сначала на бумаге, а потом и в реальности. Плохо или хорошо работает Национальное антикоррупционное Бюро - говорить рано, оно работает меньше года. Мне кажется, что неплохо. Но по-настоящему важно, чтобы Бюро оставалось по-настоящему независимым органом. Мы туда заложили достаточно механизмов, чтобы оно таким и оставалось. Именно Бюро всех тогда ужасно напрягало. "Они же такие страшные, у них столько полномочий, они же начнут всех кошмарить!"
Не тех боялись, как потом оказалось. По-настоящему бояться надо было Национального агентства по предотвращению коррупции. Клептократы начали осознавать это только сейчас. Только сейчас они поняли, что на них свалилось. И сегодня ведется нешуточная война на уничтожение того, что нам удалось тогда сделать. Эта война не очень заметна, но она идет.
Вот есть два органа. Первый - НАБУ, следственный орган, к подследственности которого относится вся топ-коррупция. Министры, заместители министров, главы областных госадминистраций, высшее руководство армии, высшее руководство прокуратуры, полиции, все судьи и прокуроры, народные депутаты. Все это их "клиенты". Но они становятся "клиентами" только если обнаруживается, что они замешаны в преступлении. И второй - НАПК, орган, который занят предотвращением коррупции и никого не сажает. Но у этого органа есть две функции, которые могут просто-напросто перевернуть страну. Технически. Без всяких политических заказов. Первая функция - ведение официального реестра имущественных деклараций лиц, занятых на государственных должностях. И вторая - ведение реестра политических партий и контроль за их финансированием. Именно эти две составляющих в сочетании могут совершенно преобразить страну.
Нам тогда здорово помогло, что депутаты не читают законопроектов. Можно прямо в законе написать: "это закон хороший, но его никто не прочитает", и этот пункт дойдет без изменений до юридического управления Рады, где его все-таки увидят и попросят эту строчку из проекта снять. А депутаты не увидят и спокойно проголосуют. С законом о предотвращении коррупции примерно это и произошло: депутаты за него проголосовали, совершенно не понимая, за что голосуют. Понимание пришло к ним только сейчас.
Структура коррупции
Что мы заложили в тот законопроект? Помните, пираты вечно искали карты сокровищ? Реестр электронных деклараций - это именно такая карта, карта всех клептократических состояний в Украине. Всех! С реестром больше ничего не нужно искать. Вы нажимаете кнопку - и все эти состояния у вас на экране. Пофамильно. По должностям. По функциям. Все, что хотите. Потому что человек, который по закону обязан внести декларацию, должен задекларировать все. Всю свою жизнь.
Например, корпоративные права. Вы представляете, какая это головная боль для депутата или президента - задекларировать корпоративные права? Сколько их вообще? Кто их вообще считал? Где они вообще? Их же сотни. И теперь вдруг их нужно задекларировать - все без исключения. Декларируются все конченые бенефициарии, все контрольные пакеты всех предприятий и организаций. Офшоры, не офшоры - все нужно задекларировать. Представляете?
Или наличные денежные средства. Раньше их вообще не декларировали, а теперь - обязаны по закону.
Далее. Декларируется все ценное движимое имущество. Это не просто автомобили, это все предметы стоимостью более 120 тысяч гривен, которые у него есть во владении или в пользовании - в квартире, в банковском сейфе, неважно. А что такое для них 120 тысяч гривен? Это же всего пять тысяч долларов. Это для них ничто, пыль под ногами. Они покупают, например, антикварные ружья по сто тысяч долларов. Или вот поехал народный депутат Котвицкий в Вену и прикупил себе там вещичек, всего на 600 тысяч гривен. Теперь он обязан все это декларировать. Обязан по закону декларировать существенные изменения в имущественном положении, - то есть, на сумму более 50 тысяч гривен, - в течение следующих 10 дней. И он задекларировал, и теперь каждый может проверить в реестре его декларацию.
Теперь понимаете, что это за база данных и почему ее так хотят завалить? В Украине удалось создать инструмент мониторинга состояний коррупционеров, инструмент, которым можно реально изменить страну. Нужно только начать его применять.
Читайте также: Судьи, прокуроры, депутаты: деньги чиновников в простых графиках
Подписывайтесь на аккаунт ЛІГА.net в Twitter, Facebook, ВКонтакте и Одноклассниках: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.
На подступах : комитет "решал"
...Я пришел в Раду [с поста директора Украинского института публичной политики - Ред.], не будучи членом никакой партии. Но я пришел не один. У нас была собственная команда политических аналитиков. И у нас были готовые наработки - в области антикоррупционной политики, обороны и правоохранительной сферы. Это была моя специальность, у нас были готовые материалы и рекомендации.
Можно сказать, нам тогда, в 2012 году, просто повезло: УДАРу, при поддержке которого я баллотировался, достался комитет Верховной Рады по борьбе с организованной преступностью и коррупцией. В то время это был "комитет решал". Они "решали дела". Например, звонили в прокуратуру: откройте дело на того, закройте дело на этого, сделайте то, не делайте это. Регионалам, которые и без того все могли "решить", этот комитет был не нужен, поэтому они спихивали его оппозиции. А мы как раз и были в оппозиции. И на заседании фракции Кличко предложил мне возглавить этот комитет, потому что других специалистов в этой области среди депутатов УДАРа не нашлось.
Когда возглавляешь комитет - ты сразу получаешь доступ к трибуне, к согласительному совету Рады, и можешь продвигать идеи и наработки своей команды.
Начало
Собственно, антикоррупционной политики как таковой в 2012 году вообще не существовало. В 2012 году это вообще было неприличное слово. Называть человека коррупционером считалось тогда крайне неприличным. Это было "фи". В высшем обществе этого не понимали. При этом страна в течение двадцати с лишним лет жила в состоянии коррупционного консенсуса. Коррупция не воспринималась как явление исключительное или вредное. Мы жили в стране, где коррупция была основой социальной среды, а исключением была добропорядочность. Особенно добропорядочность на государственной службе, в правоохранительной деятельности, в политике - там это было именно исключением, причем очень редким и совершенно непонятным для большинства. Мы и сейчас живем в обществе, где коррупционный образ действий или наличие коррупционных возможностей считается конкурентными преимуществами. А тогда - если у вас были кум-прокурор, дядя-политик, близкий знакомый племянник президента - это считалось бонусами, которые позволяли человеку занять хлебную должность, даже невзирая на отсутствие профильного образования, деловых и моральных качеств. Вместо социальных лифтов работали непотизм и коррупционные связи, а сами социальные лифты не работали в принципе.
Понятно, что при Януковиче изменить что-то важное, глобальное, быстро и всерьез было невозможно. Но раз пришла такая удача, можно было попытаться что-то изменить постепенно, поэтапно. Как мы это видели? Сначала нужно было поменять законодательство.
Мы жили в стране, где коррупция была основой социальной среды, а добропорядочность была исключением.
Плацдарм
Что такое политика вообще? Это, во-первых, наличие правил (законов, кодексов). Во-вторых, это наличие институций, которые этими правилам руководствуются. В-третьих, это наличие заинтересованных групп, которые по этим правилам живут, а также эти правила меняют или стремятся изменить. И последнее - существование политической воли, которая все это приводит в движение.
В 2012 году не было ни желания менять правила, ни желания создавать новые институции, ни групп (за исключением общественных), заинтересованных в переменах. Зато было желание элит жить в коррумпированной стране, но по европейским правилам. А потому был тогда и был провозглашен курс на европейскую интеграцию, и было сказано, что мы хотим подписать соглашение об ассоциации с Евросоюзом. Это стало генеральным курсом - и одновременно стало и пряником, за которым тянулись и верха, и гражданское общество, и кнутом, которым политические верха можно было заставлять двигаться по пути реформ. Именно тогда Украине стали ставить "маячки": вы принимаете это - и получаете в ответ шаг в сторону евроинтеграции, принимаете другое - получаете еще один шаг.
И мы начали просто согласовывать свои инициативы с европейцами. Мы начали потихоньку менять законодательство. Например, мы еще до Майдана убрали административную ответственность за коррупцию, оставили только уголовную. Раньше за небольшую взятку можно было отделаться протоколом. Мы эту ответственность усилили. Мы ввели уголовную ответственность для юридических лиц. Усилили наказания за коррупционные преступления. Упорядочили подследственность по криминальным правонарушениям. Все это делалось уже тогда. И хотя было понятно, что тогда и в тех обстоятельствах это никем не воспринималось как серьезное достижение, но я убежден: это необходимо было делать, потому что это будет работать. Не сегодня, так завтра.
Прорыв
А потом был Майдан. Янукович сбежал и душа попросила праздника. И вроде бы все готовы были менять антикоррупционное законодательство, все хотели создавать антикоррупционные институты. Антикоррупционное бюро, агентство для анализа деклараций чиновников и депутатов, новую полицию. И мы (наша группа) тогда написали все эти проекты законов: про НАБУ, про Специализированную антикоррупционную прокуратуру, про Национальную полицию, новую редакцию закона о противодействии коррупции...
Но принять все это даже после Майдана оказалось очень трудно. В парламенте набиралось только 235-236 голосов, чтобы за них проголосовать. На большее не хватало (и не хватает сейчас) политической воли. Политическая воля - это как раз способность и желание депутата нажать зеленую или красную кнопку. Нажатие на кнопку для голосования - это и есть материализация политической воли. И с ней все было плохо.
Политическая воля - это способность и желание депутата нажать зеленую или красную кнопку.
Но зато был мощный общественный запрос. Были обещания, данные на Майдана. И было, опять-таки, давление наших западных партнеров. Снова появились "маячки". Вот вам условия для отмены виз. Вот вам условия для получения траншей МВФ. И по другому ничего бы вообще не получилось.
Мы понимали, что "закон Чумака" про НАБУ или "закон Деревянко" про НАПК не имели никаких шансов собрать голоса - для принятия действительно серьезных законопроектов нужно очень серьезное лоббирование, нашего влияния для этого было недостаточно. Поэтому закон про НАБУ мы отдали в администрацию президента, а закон про предотвращение коррупции, по которому было создано НАПК, мы передали в кабинет министров. Так эти законопроекты нам и у далось провести - в 2014 году, перед выборами, под жутким давлением гражданского общества, на дикой волне популизма, когда буквально все политические силы заявляли себя главными борцами с коррупцией, рвали на себе тельняшки и были готовы на все, лишь бы остаться в Раде. И даже тогда голосов для принятия хватило с очень небольшим запасом.
Наступление
Но это была смена всей философии антикоррупционной работы. Мало было принять новые антикоррупционные правила - нужны были институции, которые должны действовать в соответствии с этими правилами. И мы их создали. Сначала на бумаге, а потом и в реальности. Плохо или хорошо работает Национальное антикоррупционное Бюро - говорить рано, оно работает меньше года. Мне кажется, что неплохо. Но по-настоящему важно, чтобы Бюро оставалось по-настоящему независимым органом. Мы туда заложили достаточно механизмов, чтобы оно таким и оставалось. Именно Бюро всех тогда ужасно напрягало. "Они же такие страшные, у них столько полномочий, они же начнут всех кошмарить!"
Читайте также: Артем Сытник: Мы глаза ни перед кем опускать не будем
Не тех боялись, как потом оказалось. По-настоящему бояться надо было Национального агентства по предотвращению коррупции. Клептократы начали осознавать это только сейчас. Только сейчас они поняли, что на них свалилось. И сегодня ведется нешуточная война на уничтожение того, что нам удалось тогда сделать. Эта война не очень заметна, но она идет.
Вот есть два органа. Первый - НАБУ, следственный орган, к подследственности которого относится вся топ-коррупция. Министры, заместители министров, главы областных госадминистраций, высшее руководство армии, высшее руководство прокуратуры, полиции, все судьи и прокуроры, народные депутаты. Все это их "клиенты". Но они становятся "клиентами" только если обнаруживается, что они замешаны в преступлении. И второй - НАПК, орган, который занят предотвращением коррупции и никого не сажает. Но у этого органа есть две функции, которые могут просто-напросто перевернуть страну. Технически. Без всяких политических заказов. Первая функция - ведение официального реестра имущественных деклараций лиц, занятых на государственных должностях. И вторая - ведение реестра политических партий и контроль за их финансированием. Именно эти две составляющих в сочетании могут совершенно преобразить страну.
Нам тогда здорово помогло, что депутаты не читают законопроектов. Можно прямо в законе написать: "это закон хороший, но его никто не прочитает", и этот пункт дойдет без изменений до юридического управления Рады, где его все-таки увидят и попросят эту строчку из проекта снять. А депутаты не увидят и спокойно проголосуют. С законом о предотвращении коррупции примерно это и произошло: депутаты за него проголосовали, совершенно не понимая, за что голосуют. Понимание пришло к ним только сейчас.
Реестр электронных деклараций - это карта всех клептократических состояний Украины.
Структура коррупции
Что мы заложили в тот законопроект? Помните, пираты вечно искали карты сокровищ? Реестр электронных деклараций - это именно такая карта, карта всех клептократических состояний в Украине. Всех! С реестром больше ничего не нужно искать. Вы нажимаете кнопку - и все эти состояния у вас на экране. Пофамильно. По должностям. По функциям. Все, что хотите. Потому что человек, который по закону обязан внести декларацию, должен задекларировать все. Всю свою жизнь.
Смотрите также: В НАПК подвели итоги первого этапа электронного декларирования
Например, корпоративные права. Вы представляете, какая это головная боль для депутата или президента - задекларировать корпоративные права? Сколько их вообще? Кто их вообще считал? Где они вообще? Их же сотни. И теперь вдруг их нужно задекларировать - все без исключения. Декларируются все конченые бенефициарии, все контрольные пакеты всех предприятий и организаций. Офшоры, не офшоры - все нужно задекларировать. Представляете?
Или наличные денежные средства. Раньше их вообще не декларировали, а теперь - обязаны по закону.
Далее. Декларируется все ценное движимое имущество. Это не просто автомобили, это все предметы стоимостью более 120 тысяч гривен, которые у него есть во владении или в пользовании - в квартире, в банковском сейфе, неважно. А что такое для них 120 тысяч гривен? Это же всего пять тысяч долларов. Это для них ничто, пыль под ногами. Они покупают, например, антикварные ружья по сто тысяч долларов. Или вот поехал народный депутат Котвицкий в Вену и прикупил себе там вещичек, всего на 600 тысяч гривен. Теперь он обязан все это декларировать. Обязан по закону декларировать существенные изменения в имущественном положении, - то есть, на сумму более 50 тысяч гривен, - в течение следующих 10 дней. И он задекларировал, и теперь каждый может проверить в реестре его декларацию.
Теперь понимаете, что это за база данных и почему ее так хотят завалить? В Украине удалось создать инструмент мониторинга состояний коррупционеров, инструмент, которым можно реально изменить страну. Нужно только начать его применять.
Читайте также: Судьи, прокуроры, депутаты: деньги чиновников в простых графиках
Подписывайтесь на аккаунт ЛІГА.net в Twitter, Facebook, ВКонтакте и Одноклассниках: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.
Хотите стать колумнистом LIGA.net - пишите нам на почту. Но сначала, пожалуйста, ознакомьтесь с нашими требованиями к колонкам.
Статьи, публикуемые в разделе "Мнения", отражают точку зрения автора и могут не совпадать с позицией редакции LIGA.net
