Почти Бог: о жизни и смерти Диего Марадоны
Специально для Радио.Свобода
Лето 2010 года, чемпионат мира по футболу. Сборная Аргентины неспешно пробирается через групповой турнир. Конечно, она выигрывает все три матча и уверенно занимает первое место в группе, но соперники пока достаточно легкие, а вопросов к ее игре у всех, кажется, больше, чем ответов у ее тренера – грузного, истрепанного жизнью мужчины в мешковатом костюме.
Спортивные комментаторы дружно подозревают у аргентинского наставника недостаток тренерских знаний и тактического мышления. Прославленный футболист Осси Ардилес саркастически говорит, что тренер выбирает стартовый состав, подчиняясь "внутреннему голосу". Зато он явно первый по эмоциям: стоит кому-то из его игроков забить гол, как он бросается обниматься.
В матче с Грецией забивает 37-летний Мартин Палермо, которого не было в сборной больше десяти лет – тренер по-детски искренне запрыгивает и на него. В этой команде он, скорее, неформальный лидер и старший товарищ, чем тренер. Да, вы уже поняли, что это Диего Марадона.
Через несколько дней Аргентина прошла в одной восьмой финала сборную Мексики, а еще через неделю команду ожидало безоговорочное фиаско. Сборная Германии, которую позже остановят только будущие чемпионы испанцы и которая спустя четыре года сама станет чемпионом, не оставила от аргентинцев камня на камне: четыре – ноль. Неформального лидерства Диего хватало для игр с Нигерией, Грецией, даже Мексикой, но для игры с мощным и организованным соперником нужен был настоящий тренер.
После чемпионата Марадона подал в отставку. Еще через пару месяцев был готов вернуться, но идея отклика не нашла. 90% читателей крупнейших аргентинских газет выступили против. Харизма легендарного футболиста на тренерском мостике не сработала. Вера в него исчезла.
Я не случайно так подробно пишу о том чемпионате. Я родился всего за пару месяцев до того, как Марадона сам стал чемпионом мира. Его звездные моменты и громкие скандалы вокруг его имени пришлись в лучшем случае на мое раннее детство, фактически я их не застал. А чемпионат мира в ЮАР стал последним серьезным появлением Марадоны в большом футболе.
После этого он довольно бесславно тренировал команды чемпионата Объединенных Арабских Эмиратов, стал техническим директором клуба из второй мексиканской лиги, несколько лет назад даже был назначен председателем правления брестского "Динамо". "С Марадоной" оно впервые в своей истории стало чемпионом Беларуси, но в чем заключался его вклад, никто не знал, он и в Бресте-то не появлялся. Все это было похоже на обреченные на неудачу лихорадочные метания по свету, примерно как у Жерара Депардье.
Марадона по-прежнему скандалил, мог ударить болельщика, мог ругаться с руководителями своих клубов, лечился от старых болезней, в том числе и от своих зависимостей, наркотической и алкогольной. Все было уже не то. Звезда закатилась: и звезда великого футболиста, и звезда великого дебошира. Марадона, хотя вроде бы никогда не имел твердых политических взглядов, тем не менее много лет был политическим символом. Символом однозначно левым – он и сам восхищался Фиделем Кастро, сделал на ноге татуировку с его портретом, а потом собирался сделать такую же с портретом Уго Чавеса.
Играя за "Наполи", Марадона стал кумиром неаполитанских бедняков, считающих себя жертвами богатого итальянского севера. В самой Аргентине он был кумиром жителей бедных районов, заселенных детьми и внуками выходцев из того же Неаполя. Даже в глазах некоторых интеллектуалов хулиган-футболист обрел статус едва ли не борца с западным империализмом – своего апогея это достигает в довольно талантливом, но во многом смехотворном фильме Эмира Кустурицы, где мультипликационный Марадона в отместку за поражение Аргентины в войне за Фолклендские острова пуляет мячом в Маргарет Тэтчер, а потом еще и в Джорджа Буша – младшего. В американского президента, видимо, уже просто как в символ злокозненного Запада.
Взгляд этот, конечно, неимоверно наивен. Глуповат здесь и антизападный пафос Кустурицы. Нелепы и попытки свести воедино настоящую войну двух стран за маленький архипелаг и события на футбольном поле. Фолкленды – это история Тэтчер, но не Марадоны. История Марадоны – это блестящие финты, лучший гол двадцатого века и знаменитый гол рукой. История Марадоны – это, увы, и кокаин, алкоголь, дисквалификации, судимости.
В сувенирных магазинах Буэнос-Айреса есть пантеон национальных идолов, чьи изображения чаще других попадают на магниты, открытки, кружки и футболки. Это классик танг о Карлос Гардель, Эва Перон, Че Гевара, папа Франциск. Футболистов двое, Диего Марадона и Лионель Месси. Один из них был чемпионом мира. Другой, кажется, собрал все возможные трофеи, но в сборной ему не везет.
Впрочем, и это не самое важно. Между двумя иконами аргентинского футбольного лежит пропасть. Месси – тихий, неприметный, по слухам, находящийся в полной зависимости от своего оборотистого отца, всегда немножко отстраненный и, кажется, не занятый ничем, кроме футбола. Он герой и звезда совсем иного поколения. Этот мир требует от игроков других усилий, другой концентрации, другой дисциплины. В этом мире Марадона был бы аутсайдером и на поле, а не только за его пределами.
Марадона счастливо выхватил у судьбы несколько потрясающих лет. Эти несколько лет он был великим. Почти Богом – а однажды даже самонадеянно провозгласил себя им. Все остальное время сжигал себя, растрачивал, пропивал и прогуливал. Убивал.
Наконец, убил. Футболист, даже самый выдающийся, – это не писатель и не композитор. Его вдохновение не останется жить в веках. Игры и голы Марадоны теперь всего лишь телехроника, пройдет еще несколько десятилетий, и он останется лишь парой абзацев в футбольной энциклопедии. Но сейчас эти воспоминания еще живы. А с ними пока живет и величие Диего Марадоны.