Выжить достойно. Как медсестра из Мариуполя прошла завод Ильича, плен и не сломалась
Ольга Шаповалова – медсестра из Мариуполя. В начале полномасштабного вторжения она работала в военном госпитале №555. После того как его разбомбили россияне, вместе со своей бригадой и ранеными военными переехала в бункер на завод Ильича. Ассистировала врачам, делала перевязки, ухаживала за больными.
Подписывайтесь на полезный легкий контент в Instagram
С 12 апреля до 17 октября 2022 года Ольга была в российском плену. Ее и других медиков перевозили из колонии в колонию. После обмена и реабилитации Ольга работает медсестрой в отделении гнойной хирургии в Киевском военном госпитале.
LIGA.net пообщалась с Ольгой и узнала, как это – пытаться не только выжить, но выжить достойно, что помогло ей держаться в плену и почему сложнее всего после освобождения – снова оказаться в социуме.
Прибыть по тревоге
Вечером 21 февраля 2022 года Ольге Шаповаловой позвонили по телефону с работы – из военного госпиталя №555 в Мариуполе. В трубке сказали, что нужно "срочно прибыть". За несколько минут до этого российский диктатор Владимир Путин в своей речи заявил, что Россия "признает независимость" "ДНР" и "ЛНР". Это был сигнал: значит, полномасштабное вторжение неизбежно, и военные, в том числе медики, должны быть в полной готовности.
Днем 23 февраля Ольгу ненадолго отпустили домой – собрать сумку с вещами и вернуться. Ольга взяла из шкафа только белье и сменную одежду и снова поехала в госпиталь. Больше дома она не была и уже не будет никогда – ее дом в Мариуполе сгорел.
Ольге 48 лет, она медсестра. Родилась и всю жизнь до полномасштабного вторжения прожила в Мариуполе. До 2019 года работала в хирургическом отделении больницы скорой помощи. В 2014 году туда стали привозить раненых военных, и медсестры, которые раньше работали только с гражданскими, начали помогать военным врачам. Через два года в Мариуполе открылся мобильный военный госпиталь, а еще через три, в 2019-м, Ольга подписала контракт с ВСУ и перешла туда работать.
Первые взрывы женщина услышала около пяти утра 24 февраля, когда спала в казарме. "Мы вскочили, быстро оделись и стали ждать командира, чтобы он сказал, что делать, – вспоминает Ольга. – А потом начали привозить раненых – это продолжалось день и ночь, постоянно. И с каждым днем раненых становилось все больше – сначала только военные, потом уже гражданские. Кого-то привозили, кто-то приходил сам. Среди них были и дети".
Сначала персонал госпиталя пытался организовать работу с дежурствами по шесть часов. Но это сработало только в первый день – дальше пациентов стало так много, что на отдых не было времени. Оперировали одновременно в пяти операционных. Поспать медики могли максимум пару часов по очереди ночью.
"Интернета не стало быстро, скоро начались перебои с водой, – вспоминает Ольга. – В госпиталь приходили помогать гражданские врачи и другой медперсонал – кто раньше работал в гражданских больницах, жил рядом и хотел помочь. Кто-то приносил еду – помню, какая-то женщина налепила дома пельменей и приходила угощать нас. А потом ситуация еще больше ухудшилась и этого не стало".
12 марта снаряды начали прилетать на территорию госпиталя и постепенно уничтожили все корпуса, кроме одного. А 16-го, в день бомбежки Мариупольского драмтеатра, россияне попали авиабомбой и туда.
"В месте попадания тогда не было людей – просто повезло, – говорит Ольга. – Те, кто был в коридоре, упали и получили контузии. В ближайшей к эпицентру взрыва операционной как раз оперировали раненого. У него была открыта брюшная полость, и в нее посыпалось стекло из окон. Он скончался. Мы все выскочили в коридор, побежали в подвал. А чуть позже к нам привезли раненую беременную женщину, выжившую в Драмтеатре, – от нее мы узнали, что там произошло".
После попадания в госпиталь стало ясно, что оставаться там опасно и нужно переезжать в укрытие. Ночью командование решало, куда именно перебазируется госпиталь. В конце концов решили так: одна бригада поедет на Азовсталь, другая – на завод Ильича. Собрали медикаменты, расходники, погрузили в машины медицинское оборудование, подготовили к транспортировке раненых – и выехали. Ольга отправилась на завод Ильича.
На заводе Ильича
На заводе Ольга и ее бригада провели чуть меньше месяца – с 17 марта и до выхода в плен 12 апреля. За это время успели сменить там пять мест дислокации. Продвигались вглубь по мере приближения россиян. Переезжали на другое место всегда ночью – тогда меньший риск быть замеченными. Переносили раненых в машины, грузили оборудование и так ехали.
"Первые пять дней мы работали в таком вроде как переходе между цехами под насыпью, – вспоминает Ольга. – Но там было очень мало места, а раненых становилось все больше. Мы переехали в бункер с несколькими помещениями – там было более-менее удобно. В самой большой комнате сделали операционную на два стола. А дальше враг наступал и захватывал территорию, мы плавно уходили в другие бункеры. Но такого классного уже не было. Да и вообще все становилось хуже – медикаменты тоже заканчивались".
Пациентов оперировали вечером, а затем все вместе шли делать перевязки. Не только медсестры, но и врачи тоже, потому что рук не хватало. Завели журнал перевязок и делали их раз в три дня – пациентов одновременно было около 200, и ежедневно перевязывать каждого физически невозможно.
Несколько раз на завод Ильича прилетала помощь на вертолетах. Эти же вертолеты забирали самых тяжелых пациентов. Выбирать, кого именно эвакуируют, было для врачей самым сложным – по сути, врач должен был выбрать, кому дать шанс на жизнь.
"Эвакуировали несколько раз где-то по десять раненых, – рассказывает Ольга. – Мы их готовили, одевали, заносили в вертолеты и желали успеха. Ребята предлагали позвонить нашим родным, как прилетят. Помню, как в одну из таких эвакуаций мы дали телефоны близких, как прощались с парнями. Один раненый тогда уступил место эвакуации другому – сказал, что тому нужнее. И этот вертолет не долетел – его сбили".
Вертолеты привозили на завод Ильича и Азовсталь не только медикаменты и еду. На них для помощи в Мариуполь прилетали врачи. "На Азовсталь тогда полетел хирург, а к нам – анестезиолог, нейрохирург и медсестра из нашего мариупольского госпиталя – она в первые дни вторжения повезла на эвакуацию больных и не смогла вернуться в Мариуполь. Мы говорили, что они дураки, что прилетели к нам. Что они не понимают, на что себя обрекают. Они отвечали: "Нет, мы понимаем. Но вы измотаны, и мы прилетели вам помочь". Мы были поражены".
Труднее становилось с каждым днем – хотя каждый день казалось, что еще труднее быть не может. Несколько раз во время прилетов обрушивались выходы из бункеров, где жили медики и раненые. Спасало, что в каждом бункере выходов было два, но каждый раз нужно было думать, как вынести маломобильных пациентов и оборудование.
Анализировать происходящее или думать о будущем не было ни времени, ни сил. И это тоже спасало. "Ты просто жил моментом и делал свое дело, – говорит Ольга. – Внутри себя каждый из нас знал, что по возможности нужно выжить, и выжить достойно. Для меня это означало жить так, чтобы не было стыдно за себя и свои действия. Не потерять свой внутренний мир".
Связи с внешним миром не было еще где-то с 8 марта. У Ольги в Мариуполе был муж, дочь с семьей и мама. Но что с ними и где они теперь – женщина не знала. Новости на заводе Ильича узнавали от боевых медиков, привозивших раненых. И каждый раз эти новости были все хуже – россияне продвигаются, Мариуполь полностью окружен.
Единственным утешением Ольги тогда было выйти на поверхность из бункера на несколько минут под утро, когда обстрелы стихали. Посмотреть на небо. Но со временем обстрелы стали плотнее, и даже это уже стало невозможным.
"Как бы сложно ни было, у нас была надежда, и мы ею жили, – говорит Ольга. – Нам говорили, что подкрепление уже на подходе, что они помогут извне, а мы изнутри – и все будет хорошо. Без этой надежды выжить было бы труднее".
А потом наступило 12 апреля.
Будни в плену
"Россияне просто зашли в наш бункер и сказали, что теперь мы в их власти, – вспоминает Ольга. – Забирали отдельно женщин, отдельно мужчин, отдельно раненых. Каждого из нас обыскали, забрали личные вещи. А потом погрузили нас в машины, отвезли в Каменск и посадили в барак. Так начался наш плен. Через полтора дня нас перевезли в Еленовку, а еще через неделю – в СИЗО в Таганроге".
В Таганрог приехали 55 пленных женщин. Сначала их расселили по камерам на троих, потом – на шестерых. Практически не давали пленным еду, заставляли учить российский гимн, водили на допросы, постоянно избивали.
"На утреннем и вечернем построении одна смотрительница всегда била нас по ногам железной пряжкой, – рассказывает Ольга будто о том, что было не с ней. – Надо было постоянно быть с опущенной головой, смотреть в пол. Нас все время обыскивали, переворачивали постель, били по ней палками – хотя у нас забрали все личные вещи, и что они искали – непонятно. На допросах задавали, например, такие вопросы: "Почему ты пошла работать медиком в украинский госпиталь, а не поехала в "ДНР"? Женщин и мужчин, которые имели офицерское звание, пытали. Мы слышали, как над ними издевались".
Через месяц Ольгу и других женщин перевезли в Валуйки Белгородской области. Перед дорогой завязали глаза и связали руки. "Мы надеялись, что едем на обмен, – говорит Ольга, и даже сейчас в ее голосе ощущается разочарование. – Сначала везли на автозаках, потом был самолет, дальше – машины. А потом мы приехали и услышали, как кто-то говорит: "Принимай этап" – и все внутри упало. Мы поняли, что это не обмен".
После Таганрога Валуйки сначала казались почти курортом. Там разрешали днем сидеть на кроватях с матрасами, лучше кормили. Но заставляли слушать российские песни (особенно часто – Газманова) и читать книги – русскую литературу и историю России. Каждый день на полчаса водили смотреть пропагандистские передачи по телевизору – о том, как Россия наступает, а также какая сильная и героическая у них армия.
"А потом как-то характер новостей изменился. Нам перестали показывать блогера, который все время говорил об их победе. Иногда в новостях проскакивало что-то о падении курса рубля – и мы между строк читали, что не все так радужно для России, как они это преподносят. Из тех же новостей узнали о трагедии в Еленовке".
В Валуйках пленных часто водили на допросы и детектор лжи, брали у них ДНК и снимали отпечатки пальцев. Даже делали 3D-модели их черепов.
Отдельной темой были наказания. Наказать могли буквально за что угодно – например, кто-то днем закрыл глаза, и смотрителю показалось, что он заснул. Поэтому всех заставляли долго стоять. Ольгу как-то наказали за то, что она встала и допила чай после слов надзирателя "Прием еды окончен".
"Меня и еще одну женщину заставили 40 раз делать сложное физическое упражнение – сначала ты приседаешь, потом выпрыгиваешь, отжимаешься, отскакиваешь, подпрыгиваешь и хлопаешь. Когда мы сделали это 40 раз, смотритель спросил меня: "Ну что, чай вышел?" Но это было достаточно безобидное наказание".
Однажды Ольгу и других женщин заставили делать упражнения в течение пяти часов после завтрака. "Тренер" хотел продолжить "занятия" и дальше, но ему сказали, что уже достаточно.
"Так странно: я пыталась делать эти упражнения сейчас дома – и у меня не получилось, – задумчиво говорит Ольга и соглашается, что страх наказания в плену был сильным стимулом, чтобы сделать сверхусилие. Сейчас этого стимула нет. – Но в каком-то смысле этим россияне закаляли нас в том плену. Раньше я была слабой, а эти упражнения где-то меня поддерживали – я становилась сильнее, да и моральное состояние лучше с физической активностью".
Через три месяца пленных перевезли в колонию в Курске. Там они жили по четкому расписанию: в шесть утра подъем, далее зарядка (100 приседаний, 30 отжиманий, 200 прыжков) и пение российского гимна. Затем пленные застилали кровати, умывались, делали влажную уборку в камере и шли на завтрак. После него – видеолекция кого-то из российских пропагандистов о Степане Бандере и УПА. Дальше – снова зарядка. После нее каждый день учили стихи – о войне и России. Далее надзиратели проверяли, как пленные выучили стихи. Если кто-то недоучил – должен был сделать 50 приседаний. Потом обед и час чтения стоя – в основном книги о войне. Пересказ прочитанного, снова зарядка и ужин.
"В перерывах между этим всем нам включали гимн, и мы должны были подпрыгивать и петь, – говорит Ольга. – А после ужина включали русские песни. Приносили текст одной из них, мы должны были его выучить и рассказать. Кончался день тоже гимном".
Освобождение
Еще через месяц пленных женщин снова привезли в Таганрог. Но на этот раз все было немного странно. Например, девушек завели в камеры, где уже были другие женщины и не оставалось свободных мест. "Это была суббота, и нам сказали, что в понедельник "придут старшие и разберутся", – рассказывает Ольга. – В прошлый раз именно в Таганроге были самые плохие условия, а сейчас нам разрешали сидеть, еда была лучше".
Девушки, которые уже были в камере, куда привели Ольгу, сказали, что их привезли из Еленовки. Ольга поняла, что в Таганрог свозят пленных женщин из разных мест – и тогда в ее голову закралась осторожная и неуверенная мысль: может быть, будет обмен?
Утром на следующий день всех подняли, стали зачитывать фамилии, и человек, которого назвали, должен был выйти из камеры. Ольга также вышла и услышала обрывок разговора надзирателей. Один спрашивал другого: "А тех, кого привезли раньше, не повезут на обмен?" Тот ответил, что повезут. Ольга поняла, что интуиция ее не подвела и обмен действительно произойдет.
"Далее каждая сказала на камеру, что не имеет претензий и что в плену ее никто не обижал, – вспоминает Ольга. – Нас погрузили в самолет, и мы куда-то полетели. Во время полета можно было поднимать голову – это тоже ощутимое послабление, которого раньше не было. Прилетели в Крым. Там нас погрузили в крытые брезентом грузовики и повезли в Васильевку – на обмен".
Ольга вышла из плена 17 октября 2022 года. Она вспоминает, как ждала своей очереди. Женщин разделили на три группы по алфавиту, Ольга была в последней. У нее было много времени, чтобы наблюдать, как украинки идут на обмен, а вместо них возвращаются россияне.
"Наши привезли пленных на автобусах, а ведь мы приехали на этих крытых брезентом грузовиках. И пока мы ждали обмена, то радовались, что россияне, значит, тоже поедут домой на грузовиках, – говорит Ольга и улыбается. – У нас с собой не было вещей, и меня удивило, что русские везли с собой чемоданы – я смотрела на это и не могла понять, что происходит. А потом увидела парня с большим пакетом яблок. У меня был шок. Как это он возвращается из плена в Украине с пакетом яблок, когда мы уже и забыли, как те яблоки выглядят?"
После обмена украинских военных повезли сначала в госпиталь в Днепр. По дороге раздали телефоны и стартовые пакеты, на месте выдали рюкзаки с одеждой, обувью и средствами гигиены. В Днепре военные прошли обследование: сдали анализы, им сделали кардиограммы. Далее поехали на реабилитацию в Трускавец, потом – на две недели в Буковель.
"Во время реабилитации была возможность работать с психологом по желанию. Но я не испытывала такой необходимости, – говорит Ольга. – Сначала у тебя просто эйфория от освобождения, от того, что ты на своей земле. Рядом с тобой друзья, прошедшие то же, что ты, – и они тебя понимают. Ты не чувствуешь потребности в психологической помощи. Трудно становится позже – когда тебя отпускают в свободное плавание, ты выходишь на работу, должен как-то контактировать с людьми".
Ольга и другие военные, вместе с ней вышедшие из плена, должны были вернуться на службу в конце января 2023 года. Можно было выбрать, где служить дальше. Ольга выбрала военный госпиталь в Киеве.
"25 января я вышла на работу в киевском госпитале, – говорит Ольга и на секунду замолкает. – Поначалу было тяжело. В Мариуполе мы делали много ампутаций, и я воспринимала это как спасение жизни, потому что без этих ампутаций военные умерли бы. Но здесь, в Киеве, я увидела последствия. Кто-то из военных держится, а кто-то отчаивается. Ты видишь это каждый день и должен что-то говорить: что все будет хорошо, что жизнь не заканчивается, что будет протез и ты еще побегаешь с этим протезом. В этом плане в Киеве намного сложнее, чем было в Мариуполе: там мы все время работали, не было времени думать, а свою работу воспринимали как спасение жизней. А тут я увидела, как эти жизни продолжаются после спасения".
Погружаться в новый мир после плена тоже было тяжело. Сначала Ольга снимала квартиру в Киеве вместе с другими вышедшими из плена медсестрами. Они поддерживали друг друга и комфортно чувствовали себя только вместе.
"Ни с кем другим я тогда почти не разговаривала – только по необходимости на работе, – рассказывает Ольга. – Но говорят, что период адаптации – в среднем три месяца. И когда мои три месяца подходили к концу, мне действительно стало лучше. Помню, как я подумала, что жизнь налаживается, а на следующий день на нашу пятиминутку пришел врач, с которым я работала в Мариуполе – сначала в госпитале, потом на заводе Ильича. Оказалось, что теперь он будет работать в моем отделении. Когда я это услышала, окончательно почувствовала: теперь все будет хорошо".
После плена
Сейчас Ольга живет в Киеве со своим мужем. Весной 2022 года он выехал из Мариуполя во Львовскую область, а пока жена была в плену, вместе с другими родственниками военных медиков выходил на митинги, обращался в учреждения, занимающиеся пленными. Дочь Ольги вместе с семьей уехала за границу – и они виделись уже дважды после освобождения из плена.
Практически все время Ольги занимает работа. Согласно новому законодательству, прошедшие плен военные могут уволиться со службы – но Ольга этого не хочет. В прошлом году она пошла учиться на психолога. Во-первых, для собственной социализации, а во-вторых, чтобы знать, как поддерживать раненых, которые лежат в госпитале.
Когда на работе выходные, Ольга ходит на митинги в поддержку пленных военных медиков – их организует общественная организация, созданная родственниками пленных.
"Мы ждем обменов, каждый раз вчитываемся в списки и ищем там знакомые фамилии, – говорит Ольга. – Только из нашего госпиталя еще четыре человека находятся в плену, и мы каждый раз надеемся, что увидим их".
Чем больше времени проходит, тем меньше у Ольги желания возвращаться в Мариуполь после его освобождения. Боится плохих воспоминаний. Но все время хочет на море или хотя бы просто к воде.
"Всю жизнь мы ездили отдыхать из Мариуполя на косу, и мне там очень нравилось, – говорит Ольга. – А недавно мы ездили в Швецию и жили там в маленьком курортном городке возле Балтийского моря. Оно очень холодное, но я все равно купалась. Купалась и говорила: "Это как в Мариуполе, как на косе". И даже чувствовала себя счастливой".