Украина в центре колониальных войн. Фрагмент из книги Тимоти Снайдера "О свободе"
В конце октября во львовском издательстве "Човен" выходит книга американского историка и публичного интеллектуала Тимоти Снайдера "О свободе". Это книга об Америке, сквозной тематикой которой стала Украина.
Тимоти Снайдера называют "ведущим интерпретатором наших темных времен". Как историк, он дал нам новые интерпретации политического коллапса и массовых убийств. Как публичный интеллектуал он использовал эти знания для советов и прогнозов, работая против авторитаризма.
"О свободе" – это увлекательное интеллектуальное путешествие, которое Снайдер предлагает читателям, опираясь на труды философов и политических диссидентов, беседы с современными мыслителями и собственный опыт взросления во времена американской исключительности. Для Снайдера настоящая свобода — это не столько свобода от чего-то, сколько свобода процветать, идти на риск ради будущего, которое мы выбираем, работая вместе.
Свобода и есть та ценность, которая обусловливает все остальные.
Liga.net публикует отрывок из книги.
Три измерения
[…] Один из способов понять особую нацистскую форму несвободы — наблюдать не за мобильностью, а за иммобилизацией и мобилизацией. В пределах Германии после 1933 года нацисты лишили немецких евреев мобильности, превратив их в людей второго сорта и натравив на них остальных немцев. Как продемонстрировал историк Петер Лонграйх, быть "добрым немцем" — означало воспользоваться мобильностью, которую утратили евреи: с места в детсаду, с профессии родителей, с семейного дома. Такие личные и семейные достижения облегчали мобилизацию немцев как Volk, как расы.
Гитлер связывал евреев с четвертым и пятым измерениями. Он изображал политическое воображение не человеческой, а еврейской особенностью. Он уверял, что от расовой судьбы, заключавшейся в постоянной борьбе за землю и ресурсы, немцев отвлекают только еврейские концепции. Евреи несли ответственность за все возможные структуры, которые могли бы привести к расширившемуся со временем ненасильственному человеческому взаимодействию.
Гитлер хотел удерживать немцев в третьем измерении. Не было выбора среди возможных вариантов будущего (так что не стоило даже искать четвертое измерение) и не существовало человеческого общества, которое превзошло бы естественный отбор (пятого измерения тоже не было). Любую добродетель, позволяющую людям помогать друг другу, считали еврейской: конституционность государства, классовое сознание марксистов, милосердие христианских гимнов. Для Гитлера все сводилось к евреям, препятствующим германской расе получить то, что она могла бы получить. Евреев нужно было убрать с планеты, чтобы спасти природу. Нацизм был безобразной версией негативной свободы: свободу изображали как расовое явление, а препятствиями были евреи. (...)
Сталинское будущее
(...) По сталинизму будущее, отражение четвертого измерения, существовало. Но это было единственно возможное будущее, обозначенное немногими. Было и немного пятого измерения, но в нем существовала одна-единственная ценность коммунизма, завистливо вытеснявшая все остальные. Проблема начиналась с марксизма. Хотя Марксовский анализ капитализма был важен, решение, которое он предлагал, основывалось на том, что существует единая человеческая природа, к которой мы вернемся. С точки зрения Маркса, частная собственность была единственным злом, и отказ от этого бедствия должен восстановить в каждом человеке утраченную природную сущность.
Это отрицательная форма свободы: избавимся от барьеров; отбросим этику; не планируем никаких институтов; ждем чудес. В случаях, когда марксизм действительно освобождал, как, скажем, в построенной социал-демократами Вене 1920-х и 1930-х годов, он был не программой всеобщей трансформации, а рядом повседневных улучшений, направленных на свободу. И даже сегодня Вену часто называют лучшим городом в мире. (...)
Сталину пришлось планировать индустриализацию. Средство, которое он для этого выбрал, пятилетний план ускоренной индустриализации 1928-1933 годов, мобилизовал крестьян стать рабочими, и так продолжалось примерно поколение. Миллионы этих крестьян погибли в дальних концентрационных лагерях ГУЛАГа, созданных примерно тогда же. Больше всего они пострадали в советской Украине, где уморили голодом почти четыре миллиона человек. Смерть должна была иметь какое-то значение, а продвижение к коммунизму было под рукой. Поскольку существовало только одно будущее, и все знали, что оно светлое, то массовые смерти были необходимостью. На съезде Коммунистической партии Советского Союза 1934 года сторонники Сталина именно так и говорили.
Уверенность в едином будущем оправдывала тиранию в теории и создавала тиранов на практике. Классическую форму тирании разрисовали современными красками научной уверенности. Пока коммунизм не наступит, а мы все не освободимся, люди просто податливы манипуляциям Körper. Последствия такого единственного будущего, которое, конечно, так и не наступило, пронеслись по ХХ веку и достигли наших времен.
Сталинистская гонка со временем стала примером и для Китайской революции 1949 года. Ее следствие — большой голод 1950-х и 1960-х годов, убивший не менее сорока миллионов человек. Без уверенности в едином будущем и примере сталинистской мобилизации китайского Большого скачка не произошло бы. Несомненно, что без сталинистской сингулярности современный Китай никогда не обрел бы свою форму.
В конце концов, мысль, что экономика должна принести единое коммунистическое будущее, вплелась в идею, что экономика принесет единую капиталистическую будущность, и поощрила ее подвижников. Советская версия марксизма была копией капитализма. Как мы выясним, капиталисты отплатили сполна.
Среди империй
Мобильность заключается в свободном продвижении личностей к своему отдельному будущему. Мобилизация состоит в том, что все догоняют (как при сталинизме) или возвращают (как при нацизме) историю или природу. И нацистская Германия, и Советский Союз были эрзац-империями, поздними попытками воспользоваться европейским колониальным наследием предыдущих веков. Гитлер равнялся на колонизацию Индии и Африки, а Сталин верил, что СССР должен строить свою периферию так, как империи использовали заморские колонии. По мнению Ленина, империализм был высшей формой капитализма, поэтому именно его следовало имитировать. И Гитлер, и Сталин черпали вдохновение из опыта Соединенных Штатов.
Этот взгляд со стороны, пусть даже пристрастный и преувеличенный, может помочь нам понять себя. Приблизительно четыреста лет, от прибытия Колумба в Америку в 1492-м и до начала Первой мировой войны 1914-го, европейские государства могли расширяться, поскольку имели технологические и иммунные преимущества. Двадцать поколений европейцев имели беспрецедентные уровни имперской мобильности (хотя, без сомнения, львиная доля миграции была бегством от бедности или преследований или формой наказания).
США возникли в эпоху империй. Это приучило некоторых американцев к тому, что опыт мобильности производен от господства. Фоном для американской независимости была Семилетняя война, глобальный конфликт между Британской и Французской империями. Американская революция явилась эпилогом этой войны. Британцы победили в Семилетней войне 1763 года, набравшись долгов и дерзости.
Декларация независимости 1776 года была направлена против Британской империи, пытавшейся набросить финансовое и политическое ярмо на американские колонии. Французская империя помогла мятежным колонистам в революционной войне и так частично отплатила британцам. Преданные Британской империи колонисты отправились на Север — позже те места стали Канадой. Американцы провозгласили республику в 1787 году. Теперь, когда британцы и французы не путались под ногами, эта республика требовала империального расширения.
В том же году, в 1787-м, США организовали Северо-западную территорию, земли вокруг Великих озер, которые Франция в 1763 году только передала Британии. Это был Средний Запад моей молодости. После того как американская армия победила коренные народы, Гринвилльское соглашение 1795 года сделало возможным поселение в Огайо. В 1803 году, когда Огайо стал штатом, Томас Джефферсон договорился с Французской империей о покупке Луизианы. Это сделало возможным поселение вдоль реки Миссисипи и следующую волну завоевания и истребления коренных народов. (...)
Бывшие колонии часто демонстрируют имперские черты. Несмотря на то, что лидеры новых постколониальных режимов часто прибегают к риторике освобождения, глобальной нормой было (и есть) внедрение масштабируемых форм эксплуатации. Американский случай был исключительным, так как у бывших колоний был огромный потенциал для территориальной экспансии. На протяжении почти всего столетия после 1776 года у американцев были несравненные технологические и иммунные преимущества перед коренными народами. Практически США заняли место европейских империй: Английской, Французской, Испанской и Российской.
После 1848 года центральным вопросом американской политики стало то, стоит ли разрешать штатам, только что присоединившимся к Союзу, сохранять рабовладельческий строй. Он решился после победы северян в Гражданской войне 1865 года, когда рабство было отменено. Таким образом, афроамериканцам разрешили приобщиться к политической жизни на Юге, но это продлилось только чуть более десятилетия. В рамках Компромисса 1877 года союзные войска увели с Юга, и там установили авторитарные расовые режимы (заправляли ими всемогущие тогда демократы). Союзная армия вернулась к борьбе с коренными американцами на Западе. И пока Запад превращался в землю выселения, Юг стал землей репрессий.
Поэтому к концу XIX века появились определенные ожидания относительно того, как достичь мобильности: одних угнетая, а других выселив.
Закрытый фронтир
(…) Первая мировая война привела к революции в Российской империи. Ее устроили люди, которые верили, что империализм во всем мире приходит в упадок. А тогда большевики обновили империю, разгромив молодые республики и захватив контроль над большинством бывших территорий, которые завоевала Россия. Сталин ввел "внутреннюю колонизацию", принудительную коллективизацию и индустриализацию. Германия, где после 1933 г. правили нацисты, постановила построить новую империю в Восточной Европе. Нацисты считали западную часть Советского Союза своей будущей колонией, собирались избавиться от Сталинской модернизации и использовать Украину, чтобы иметь достаточно продовольствия.
Между 1941 и 1945 годом нацистская Германия и Советский Союз боролись за Украину в колониальной войне, которую теперь называют Второй мировой. То, что две европейские сверхдержавы боролись за приграничье в Восточной Европе, указывало, что территории где-то закончились. Теперь в центре глобального колониализма находилась Украина.
Гитлер относился к Советскому Союзу как к хрупкому государству, а к украинцам как к народу, обреченному на закрепощение. Но этого не было. Технологические отличия между СССР и Германией — в то время незначительны. Германия не имела иммунных преимуществ. Более того, когда немцы напали, они остерегались патогенов. Именно американская экономика, на которую опирался Советский Союз, все изменила. Победив нацистскую Германию, "советы" возобновили контроль над Украиной и начали внедрять свою версию империи. Она продержалась всего сорок шесть лет.
По всему миру технологические и иммунные преимущества уменьшились на протяжении третьей четверти ХХ века. После 1959 года, когда Аляска и Гавайи стали штатами, США перестали прирастать территориями. США часто проигрывали в войнах, которые вели в том, что тогда называли "третьим миром". В этом смысле Америка была похожа на других. Франция так и не смогла восстановить свои бывшие владения в Индокитае: Лаос обрел независимость в 1949-м, а Камбоджа — в 1953 году. Несмотря на финансирование США, в 1954 году Франции пришлось отказаться от Северного Вьетнама. Штаты прямо вступили во Вьетнамскую войну в 1965 году, убили примерно миллион вьетнамцев, а тогда, потерпев поражение, в 1973 году вывели войска. После выхода из Вьетнама Франция вела колониальную войну в Алжире и в 1962 году проиграла ее.
В третьей четверти XX века Британской, Голландской, Испанской и Португальской империям пришлось покинуть Азию и Африку. СССР придерживался несколько иного распорядка. Даже в 1945 году эта империя расширялась и обрастала спутниками — восточноевропейскими режимами-копиями. "Советы" в 1956 году ввели войска в Венгрию, а в 1968-м — и в Чехословакию. Впрочем, когда в 1979 году СССР вторгся в Афганистан, то потерпел ряд поражений. Советские лидеры давили на польских коммунистов, чтобы те в 1981-м сами расправились с "Солидарностью", и Красной армии не пришлось вторгаться в Польшу. Советский Союз был вынужден вывести войска из Афганистана в 1989 году. В том же году империя потеряла Польшу и страны-сателлиты в Восточной Европе.
Если называть "неоколониализмом" то, что в 1930-х и 1940-х годах пытались совершить Сталин и Гитлер, то войну Путина в Украине в 2014 и 2022 годах можно считать "неонеоколониализмом". Российские власти применили к Украине и украинцам едва ли все доводы из истории империализма, в частности из нацистско-советского неоколониализма. Украинского государства якобы не существовало; украинского народа так же; границы были ложными; украинцы были колонизированным народом, который мечтал о господстве, так что их элиты нужно было уничтожить, а продовольствие и другие ресурсы — захватить. Масштабы российских преступлений после 2022 года до боли напоминают опыт худших колониальных войн прошлого.
Впрочем, в военной сфере российско-украинская война соответствовала привычной закономерности. Без существенного технологического или иммунного преимущества даже странам, считающим себя супердержавами, непросто захватить и удержать обширные территории. В наш исторический момент большая страна (империя) скорее склонна проиграть войну. Имперская мобильность больше нежизнеспособна.
Социальная мобильность
Свободный человек касается предела непредсказуемости. Но как этого добиться в наши перенаселенные времена?
Имперская мобильность имела мощь предсказуемости: лучшее оружие и заразные болезни. Впрочем, и технологии, и иммунитет распространились — это способствовало жертвам колонизации.
Антиколонисты, которые с конца 1940-х годов обычно побеждали свои заморские метрополии, в ответ на империи провозглашали собственную национальную суверенность. Самоопределение наций стало новой глобальной нормой и Организация Объединенных Наций кодифицировала ее.
Язык национального самоопределения черпали из идей свободы личности. Впрочем, мнение о суверенности государства не отвечало на вопрос, как личности становятся суверенными. Национализм был эффективной стратегией сопротивления, так как определял коллективную и негативную свободу как свержение имперского правления. Но он не содержал рецепт свободы человека.
Антиколониальная борьба в Европе против нацистской империи между 1939-м и 1945 годом приобрела иную форму, не похожую на антиколониальную борьбу за пределами Европы против европейского господства. Западноевропейцы стремятся восстановить государство, а не создать его, так что им приходилось думать, как не повторить ошибок 1930-х годов. Те, кто противостоял немецкой оккупации, почти никогда не боролись только за то, чтобы немцы убрались, и уж точно не за возвращение к довоенному статус-кво. Свобода, которую они себе представляли, обычно была позитивной, с мыслью о будущем и с более широким ощущением возможностей.
Американцы помогли европейцам приспособиться к послевоенной эре (на самом деле постколониальной), поощряя европейскую экономическую кооперацию. Они косвенно финансировали системы здравоохранения, социальные службы, перераспределение и государственные инвестиции европейских государств общего благосостояния. Так возникла идея мобильности, которая не зависела от имперской экспансии. Новая социальная мобильность улучшила имперскую мобильность, снизив эксплуатацию одних людей другими.
Одна форма мобильности перетекла в другую. Германия, которая в 1945 году потерпела поражение в имперской войне, вдруг стала домом для десяти миллионов беженцев — в основном из Польши и Чехословакии. Но земля, которая их приняла, не знала застоя. Немцы-изгнанники, приезжавшие в демократическую Западную Германию, оказывались в круговороте нового проекта социальной мобильности. То же можно сказать и о французах, которые возвращались с юго-востока Азии и севера Африки, нидерландцы, приезжавшие из Индонезии, бельгийцы из Конго и испанцы с португальцами из Африки. Европейцы, покидавшие бывшие колонии в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах, открывали новые возможности для движения в Европе.
Европейские (и канадские) государства общего благосостояния, возникшие после 1945 года, создали инфраструктуру и общественный транспорт, дали рабочим возможность получить образование и лишили граждан беспокойства о сложных жизненных временах. Общественное образование, здравоохранение и пенсии дали европейцам (и канадцам) возможность свободнее выбирать жизнь. Такие политики позволили создать первые три формы свободы: суверенность, непредсказуемость, мобильность.
В 1957 году европейские государства объединились в проекте экономического и политического сотрудничества, которое в 1992 году назовут Европейским Союзом. ЕС делал возможным не только свободную торговлю, но и свободу передвижения. Он финансировал дороги, сельское хозяйство и студенческие программы обмена. Об имперской мобильности забыли, и правилом стала социальная мобильность.
Этот процесс был не таким уж невинным. Европейские страны делали вид, будто их имперского прошлого не существовало: других это раздражало. Такая нехватка исторического осознания помешала европейцам понять колониальную природу российских войн в 2008-м (в Грузии), 2014-м (в Украине), 2015-м (в Сирии) и 2022-м (в Украине). Состоятельные европейцы нашли способы выводить наличные из своих бывших колониальных домов и накапливать их там, где их не могли обнаружить европейские налоговые органы. Это усложнило экономическое развитие для постколониальных стран и создало культуру избегания налогообложения, распространившуюся на весь мир. В настоящее время она угрожает свободе в Соединенных Штатах.
***
Тимоти Снайдер – американский историк, писатель, публичный интеллектуал. Профессор Йельского университета; специалист по истории Восточной Европы ХХ века, в частности истории Украины, Польши, России. Исследователь национализма, тоталитаризма и Холокоста.
На украинском языке опубликованы главные книги Тимоти Снайдера, в частности
"Роздуми про двадцяте століття" (совместно с Тони Джадтом); "Шлях до несвободи: Росія, Європа, Америка"; "Про тиранію. Двадцять уроків ХХ століття. Графічна адаптація"; "Наша недуга. Уроки свободи з лікарняного щоденника"; "Криваві землі: Європа між Гітлером та Сталіним"; "Чорна земля. Голокост як історія і застереження"; "Червоний князь".
Издание вышло в свет при содействии Отдела публичной дипломатии Посольства США в Украине.