Роды в подвале. Как роддом "Лелека" встретил войну

На мониторе компьютера включается черно-белое видео. Съемка через окно. Большие снежинки быстро и хаотично летят вверх – как бывает во время сильной метели. Хорошо, пока не появляется звук. Ползунок громкости идет вверх, и все громче становятся залпы и взрывы. Это не снег, это обломки снарядов установки залпового огня "Град". Съемка велась через окно роддома "Лелека" в Пуще-Водице под Киевом, который россияне обстреляли 11 марта.

Видео включает директор "Лелеки" Валерий Зукин. Его медучреждение во время обороны столицы находилось практически на линии огня – в четырех километрах от Горенки и в шести по прямой – от Бучи. С 24 февраля по 13 марта Зукин жил в "Лелеке" вместе с бригадой медиков. Сначала там еще рождались дети, а потом роддом превратился в госпиталь для раненых военных и гражданских из Киевской области, а также перевалочный пункт для эвакуируемых. Всего в течение марта медики роддома оказали помощь более 500 раненым.

Параллельно с этим "Лелека" оказался в центре локального скандала: несколько десятков женщин, заплативших за сопровождение беременности и роды в "Лелеке", не получили услуг, и пока им не вернули деньги. Женщины уже обратились к адвокатам, Зукин уверяет: деньги всем вернет.

РОДИЛЬНЫЙ ЗАЛ В ПОДВАЛЕ

В ночь на 24 февраля Валерий Зукин почему-то проснулся в 3:30 утра. Пытался заснуть, а когда не удалось, решил: дождусь хотя бы шести, встану и поеду на работу. Где-то через полтора часа услышал взрывы и сразу открыл фейсбук и новости. Там писали: Россия напала на Украину, бомбят наши города. Валерий Дмитриевич встал, бросил в сумку рубашку и поехал в "Лелеку". В следующий раз ночевал дома уже через два месяца.

"Не могу сказать, что я совсем не верил в возможность войны, – говорит Зукин и затягивается айкосом в кабинете своей клиники репродуктивной медицины "Надия" в Киеве. Обычно он не курит в помещении на работе, но сейчас делает исключение: "так лучше думается". – Но такой войны, когда будут бомбить Киев, а в шести километрах от "Лелеки" россияне оккупируют города и будут творить то, что творили, я точно не ожидал".

Тем не менее в "Лелеке" на всякий случай заранее обустроили подвал – там и так была подведена вода, а сейчас туда спустили медицинскую кровать, оборудование и баллон с кислородом.

Когда Зукин приехал в роддом, сотрудники и роженицы были напуганы. Кто-то из врачей и медсестер не пришел на смену и уже уехал из города. Но небольшая группа медиков осталась. Первые дни, когда никто ничего не понимал, работали по инерции – проводили рабочие пятиминутки и принимали роды под звуки взрывов, которые становились все громче.

Родившие женщины оставались в роддоме на неопределенный срок – пока не будут знать, как и куда смогут уехать. Вместе с ними в "Лелеке" жили мужья и члены семей. Кто-то не знал, что делать, а кто-то уже не мог вернуться домой.

Зукин вспоминает женщину, которая в те дни рожала в "Лелеке" и была вместе со своим мужем-итальянцем. Через некоторое время после родов они должны были отправиться в Италию, плана Б у них не было. Неделю прожили в "Лелеке", а затем смогли выехать на запад страны. Зукин держит с ними связь – сейчас они уже в Италии. Была и другая женщина – она лежала в "Лелеке" из-за угрозы прерывания беременности. Впоследствии Зукину удалось вывезти ее во Львов.

На третий день войны к роддому подъехала машина. Из нее вытащили раненых гражданских, которым требовалась срочная помощь. Оказалось, что кроме "Лелеки", рядом нет других медицинских учреждений.

"Тогда в Горенке у аптеки упала бомба или снаряд – я не знаю, что там упало, – говорит Зукин и снова затягивается айкосом. – Пострадавших привезли к нам. Среди них был парень, который сидел в машине и ждал свою мать из аптеки. Взрыв произошел прямо возле авто. У него были очень тяжелые ранения. Мы оказали первую помощь, затем его отвезли в больницу. Там он умер.

С этого дня раненых привозили постоянно. Врачи оказывали помощь им и параллельно продолжали принимать роды. Зукин открывает статистику на своем компьютере и вводит дату 24 февраля. Только тогда в "Лелеке" родились восемь младенцев. В общей сложности с начала войны до 4 марта врачи приняли 25 родов. Зукин открывает статистику за 2021 год и вводит те же даты – 24.02 – 04.03. Тогда родилось 75 детей. Втрое больше.

"В первые дни марта мы принимали роды в подвале, – рассказывает директор "Лелеки". – Так было два или три раза. Там же в подвале делали анестезию. А бывало, что после кесарева сечения мы спускали женщину в подвал и накладывали там швы. Слава богу, осложнений ни у кого не было. Наверное, все чувствовали, что нужно рожать без фокусов".

После родов, как и по протоколу, роженицы еще два часа проводили в родильном зале, а затем, если воздушная тревога заканчивалась, их поднимали в палаты.

Воздушная тревога – довольно условное понятие в "Лелеке". Сирен рядом с роддомом нет, и медики сами объявляли тревоги, когда обстрелы усиливались. Тогда все жильцы дома спускались в подвал. Зукин показывает фото – женщины в халатах сидят на лавочках у стен и держат новорожденных на руках.

"Роженицы вели себя на редкость мужественно, – рассказывает Валерий Дмитриевич. – Ни у кого не было нервных срывов, все как-то собрались. Я заметил, что в это время очень изменилось отношение к детям. Если раньше новорожденных часто отдавали медсестрам, чтобы отдохнуть от их крика, то сейчас такого не было вообще. Дети все время были вместе с мамами".

Когда взрывы раздавались громко и женщины пугались, Зукин успокаивал: "Когда лупит громко, то не страшно, то наши". А еще пытался шутить: "Привыкайте. Ребенок будет кричать громче".

После 4 марта, когда обстрелы в районе Пущи усилились, "Лелека" перестал принимать рожениц. Тех, кто все же приезжал, отправляли в городские роддома. А здание в Пуще полностью превратилось в госпиталь и перевалочный пункт для эвакуируемых.

РАНЕНЫЕ И ПЛЕННЫЕ

Каждый день в "Лелеке" привозили 30-35 раненых. Там им оказывали первую помощь – останавливали кровотечение, работали с ожогами и гемотораксом – это когда кровь попадает в грудную полость и нужно снять давление с легких. Зукин описывает то время коротко: "У нас было месиво".

На пике обороны Киева в "Лелеке" могли одновременно жить до 160 человек – сотрудники и члены их семей, пожарные – ведь пожарную часть эвакуировали в роддом, а в ее здании расположили часть ВСУ. Потом начали приезжать люди, которых вывозили из Горенки и Мощуна. Они не жили в "Лелеке" долгое время, просто ночевали. Все их кормили и оказывали медицинскую помощь.

Волонтер из Горенки Лариса Лещинская все время была на связи с Валерием Зукиным. Горенка и Мощун оказались в эпицентре обстрелов, и Ларисе, которая до войны работала юристом, вместе с другими волонтерами пришлось взять на себя организацию жизни в селах во время войны.

"В первые дни войны люди начали спрашивать, где брать лекарства и еду, ведь все магазины закрылись, – рассказывает Лариса. – Тогда мы с активистами, которые раньше занимались местным самоуправлением, экологией, инфраструктурой, объединились и начали действовать. Создали группу и распределили, кто чем занимается – еда, лекарства, эвакуация".

Сначала активисты договорились, что в Горенку завезут хлеб, уже 29 февраля в село приехала первая гуманитарка. Приблизительно в те же дни возле аптеки разорвался снаряд, и одна из волонтеров, Яна, вывозила раненых в больницу. Когда она вернулась, сказала Ларисе: "Раненых будет принимать "Лелека". Их директор согласился помогать всем. Сама Яна занималась эвакуацией людей. В одну из поездок ее убили.

Киев защищала 72 отдельная механизированная бригада им. Черных Запорожцев, и Зукин все время держал связь с ее медицинской службой. В роддоме разработали алгоритм:

"Когда поступал раненый, прежде всего мы выясняли его состояние и осматривали прямо на улице в машине скорой, – рассказывает Валерий Дмитриевич. – Потом нужно было снять с него оружие, все эти, как их там, подвески, разгрузки. Убедиться, что нет гранат – это очень важно, ведь безопасность медперсонала. Затем в отдельной комнате ему оказывали помощь, далее решали вопросы транспортировки в больницу. Если раненых было много одновременно, распределяли, кому оказывается помощь в реанимационном зале, а кому на кушетках".

Не все раненые выживали. Но были и те, кого в роддоме оставляли на сутки, а потом они могли вернуться на боевые позиции. Зукин вспоминает случай: в "Лелеку" привезли пятерых раненых и уже вынесли из машины, когда директор увидел, что на пассажирском сиденье в кабине тоже сидит человек.

Я говорю военному, который их привез: Давай этого из кабины доставать. Он отвечает: "Там 200-й. Посадил в кабину, потому что другого места не было". 200-й – это значит, что человек уже умер. Но я все равно полез в кабину, а там он живой! Мы его быстро на носилки, реанимировали, и он выжил. Какая-то чуйка сработала".

В другой раз в "Лелеку" привезли раненого деда. Зукин спросил его: "Дед, как тебя ранили?" Оказалось, что россияне ехали на танке за Мощуном, увидели деда в огороде и начали стрелять, перебили ноги. Деду повезло: его нашли наши и привезли в больницу. Везли в багажнике, потому что другого места не было.

Пленных также привозили в "Лелеку", но Зукин их не принял. Сказал: "Везите сразу в госпиталь". Сейчас он рассказывает: "Не то, что я так кровожаден. Но представьте себе, у меня сидят семь наших раненых. И тут я отведу туда россиянина. Что они с ним сделают? Убьют". Зукин задумывается, гладит себя по лысине: "Да, откровенно говоря, у меня не было большого желания их принимать. Я с ними не разговаривал, только видел, что молодые и испуганные".

ПОД УГРОЗОЙ ОКРУЖЕНИЯ

В то время Зукину приходилось работать одновременно Зеленским и Арестовичем для жителей роддома – быть (или хотя бы выглядеть) спокойным и уверенным, не допускать паники среди сотрудников. Директор вспоминает, что все время ходил в костюме и светлой рубашке с галстуком. Постоянно говорил: "Все будет хорошо", а сам думал: "Хрен его знает, что делать".

"В критических ситуациях в замкнутом коллективе всегда есть паникующие люди, – рассказывает Валерий Дмитриевич. – Эта паника возникает из-за слухов. Кто-то слышал, что нас окружают, кто-то кому-то сказал, что видел россиян на 14-й линии трамвая. Я отвечал: "Ну ладно, даже если видели. Нам дали автоматы, так что оружие есть". В советской армии неплохо учили им пользоваться, и хотя я не самый лучший стрелок, но помню, как это делать. Я прикинул, что если полезет какая-то ДРГ из трех-пяти человек, мы дадим отпор. Если больше – наверное, ничего не сможем поделать".

Зукин не хочет приводить конкретные примеры, но перечисляет: в критических ситуациях в коллективе всегда есть паникующие, те, кто действует так, как большинство, те, кто слушается руководителя. Он говорит: единственное, что понимал точно – если он уйдет из роддома, другие сотрудники тоже уйдут.

"Поэтому выбора у меня особо не было, – вспоминает Валерий Дмитриевич. – Я живой человек, мне 65 лет. Вы думаете, мне не было страшно, не хотелось куда-нибудь убежать? Хотелось. Но я видел этих солдат, эту 72 бригаду. Они ведь не убегали".

Зукин пытался поддерживать боевой дух в коллективе. Каждое утро начинал пятиминутки с гимна Украины и говорил сотрудникам, что сейчас они защищают не только "Лелеку", но и Киев, и всю страну. В течение дня получал сообщения от друзей и знакомых из других стран – Испании, Франции, США, Канады. Они приглашали к себе. Зукин отвечал: "Я приеду. Но не сейчас, а праздновать победу.

Он быстро переключается с воспоминаний на внешний мир. Открывает на компьютере Google Chrome и печатает в строке поиска: "Гугл мепс", диктуя это словосочетание вслух. Находит на карте Пуща-Водицу и показывает:

- Линия обороны Киева пролегала вот здесь, "Лелека" вне ее. Мы были под угрозой окружения, как Буча.

– Вы тогда понимали, что может быть окружение?

– Понимал. Но никому об этом не говорил. Размышлял, что делать, если так случится. Думал, как мы будем вести переговоры с россиянами. Ничего не придумал, – Зукин на три секунды умолкает, а потом продолжает немного неожиданно. – Когда я видел лица бойцов, которых к нам привозили, я не мог их бросить. Представьте, они были там в окопах, и тут попадают к нам. Здесь ходят медсестры, им оказывают помощь, кормят, они лежат на белых простынях, пахнет чистотой. Для них это было, как попасть в другой мир. Подтверждением того, что все еще есть нормальная жизнь, все держится и все вернется.

Единственный план Б, который удалось придумать: если поступит информация об окружении, все сотрудники "Лелеки" сразу сядут в транспорт и уедут из роддома. Потому Зукин понемногу отправлял оттуда людей и все время пересчитывал количество машин. Настроение колебалось, были минуты отчаяния. Но Зукин пытался их отгонять.

– Вы верующий человек?

– В общем-то нет. Но я верю в судьбу. В то время внутри себя я, наверное, опирался на мысль, что мне везет по жизни, и на ощущение, что все будет хорошо.

ОБСТРЕЛ ИЗ "ГРАДА"

11 марта вокруг роддома все громыхало и падало. Так много сильных обстрелов раньше не было. День продержались, а ночью Зукин, как обычно, отправился спать в палату. Но не мог уснуть от взрывов. Поэтому впервые за войну спустился ночевать в подвал.

"И здесь так тряхнуло весь дом, что мне казалось, он рухнет, – вспоминает Валерий Дмитриевич. – Я выбежал посмотреть, что произошло, пересчитать людей, все ли на месте и живы. Один пожарный был тяжело ранен".

Зукин показывает черно-белое видео той ночи. Что-то похожее на снег – это обломки снарядов "Града", которыми обстреляли роддом. В тот момент почти не было чувств – ни страха, ни паники. Одна мысль: "По нам долбят". Врачи и медсестры – кто-то испугался, а кто-то нервно смеялся. Зукин пытался шутить даже тогда:

"Одна из медсестер побежала в душ, когда начали стрелять, – рассказывает директор. – А потом выбежала, обернутая только полотенцем. Я говорю: "Анечка, когда бы я тебя увидел в таком виде? Надо искать приятное – ты выглядишь неплохо".

Даже тогда роддому, можно сказать, повезло. Раненого пожарного спасли. В здании только выбило окна и двери. А на следующий день военные рассказали Зукину, что по "Лелеке" били прицельно – знали, что там принимают раненых.

Позже полицейский рассказал мне, что нашли человека, передавшего наши координаты, – говорит Валерий Дмитриевич. – Некий асоциальный тип, который ездил на велосипеде по Пуще и сдавал все объекты, которые затем обстреляли. Платили ему 400 грн за одну точку".

Зукин достает телефон и спрашиваете: "Вы знаете, как это делается? Я вот не знал" – имея в виду процесс, как передают координаты. Заходит в карту, ставит отметку, показывает координаты и нажимает копировать. На той же карте Зукин показывает: "Вот "Лелека". Вот Мощун, вот Горенка – их полностью разрушили. А вот Буча. Если считать расстояние по прямой, будет шесть километров. Вот сюда они выходили и лупили по нас из минометов. Расстояние позволяло, потому что долетает на восемь километров".

Зукин по образованию – генетик. До основания собственных клиник был заведующим эмбриологической лабораторией сначала в Донецке, затем в Киеве. Служба в советской армии более 40 лет назад – единственное, что связывало его с военным делом до 24 февраля. Но сейчас он охотно рассказывает о том, как работает вооружение:

"Знаете, как работают современные минометы? Там есть спутниковая геолокация. Они ее ставят, вводят координаты – и больше вообще ничего не нужно. Компьютер все рассчитывает. Уже не нужно никаких наводчиков, нечего делать вручную. Мне это военные объяснили".

После обстрела "Лелеки" стало понятно, что оставаться там опасно – "пункт уже засвечен". В течение двух дней все находившиеся в роддоме сотрудники выехали в Киев. Зукин также уехал, а потом вернулся и провел в "Лелеке" еще два дня – на смену его команде туда пришел медицинский батальон "Правого сектора", нужно было показать им, где что лежит.

Из "Лелеки" Зукин переехал в "Надию". Жил в кабинете, где проходит наше интервью. У двери здесь до сих пор стоит прислоненный к стене матрас, на полу рядом с маленьким диванчиком – полупустая бутылка "Боржоми".

"Когда я здесь поселился, в клинике уже жили медработники, – рассказывает Зукин. – Они и сейчас здесь живут. Есть те, кому уже некуда идти".

После Пущи Киев казался почти курортом: нет обстрелов из "Градов" и минометов. Лишь воздушные тревоги и иногда прилетают ракеты. Но это такое, ракета может прилететь где угодно.

"Единственная медицинская работа в "Надие" тогда и сейчас – сохранение эмбрионов, – рассказывает Валерий Дмитриевич. – Мы заморозили их в самом начале войны, но постоянно нужно добавлять жидкий азот, а для этого – каждые две недели привозить машину с ним. Я этим занимался. Также мы открыли женскую консультацию на Печерске и временное отделение "Лелеки" в пятом роддоме. Сразу заказали новые окна для здания в Пуще. Может, еще рано, но мы уже их ставим".

70 000 ГРН ЗА НЕСОСОТОЯВШИЕСЯ РОДЫ

В истории войны "Лелеки" есть и другая сторона. Это женщины, которые в марте должны были рожать там, заплатили десятки тысяч гривень, но роды проходили в других местах. То же касается тех, кто оплатил программу беременности, но не получил этих услуг.

27 марта на фейсбук-странице "Лелеки" появился пост. В нем администрация роддома писала: находящиеся во Львове беременные могут посещать маленький местный родильный филиал, оставшиеся в Киеве – обратиться в женскую консультацию "Лелеки" на Печерске, в Одессе работает "Надия-Одесса". Для тех, кто хочет расторгнуть договор, был прописан порядок действий, как это сделать и вернуть средства. Сроков возврата в посте нет.

Под этим сообщением – комментарии от женщин: "Я заплатила за роды 70 000 грн. Мне рожать через две недели. Где вы предлагаете брать деньги на роды в другом городе?"; "Согласно договору с "Лелекой" об обстоятельствах непреодолимой силы и невозможности выполнять свои обязательства стороны должны сообщать за 15 дней. Вместо этого от "Лелеки" в течение месяца было слышно только "Мы решаем этот вопрос, ждите", "Лелека, вы за две недели не нашли возможности со мной связаться. Не то что вернуть деньги".

Одна из будущих мам, у которой с "Лелекой" был договор о сопровождении беременности, рассказывает:

"У меня был договор с 26 января, я заплатила 41 000 грн. И даже полный скрининг первого триместра беременности пройти не удалось. "Лелека" перестал отвечать на звонки и сообщения. Мне успели сделать только стандартные анализы при постановке на учет. Также 17 февраля я провела дополнительный анализ за 12 800 грн. Результаты должны были поступить через две недели, но их не было. Врач, ведущая мою беременность, отвечала в вайбере, что из Пущи вывозят сервер из-за обстрелов, а вопросы по прекращению договора просто игнорировали. 11 марта они сообщили, что не смогли провести исследование и результатов не будет".

Женщина не обращалась в полицию по возврату средств, но вместе с группой пострадавших обратилась к адвокатам.

"Пока, к сожалению, ничего устроить не удалось, – говорит она. – Все пострадавшие получили сообщения от "Лелеки", что по поводу возвращения средств с ними свяжутся до 1 июня".

Зукин не очень хочет обсуждать эту сторону истории. Он эмоционально говорит: "Никто из звонивших по поводу возврата средств не поинтересовался, как мы здесь, не убило ли нас бомбой. Меня называют мародером! Наверное, они думают, что я взял их деньги и сижу где-нибудь в Европе". Он продолжает: "Как я мог, находясь там, обеспечить возврат средств? Сервер не работал, деньги на банковских счетах – оборотные. Как я мог сказать эвакуированным и раненым из Мощуна, что не буду их кормить, потому что мне нужно возвращать средства за несостоявшиеся роды?" Директор роддома уверяет: деньги вернут всем. Но на это уйдет время.

Конечно, мам, которые вынуждены рожать в эвакуации и полной неопределенности, в том числе финансовой, такой ответ не устраивает.

НОВЫЕ ОКНА

Сейчас Валерий Зукин занимается ремонтом "Лелеки" в Пуще-Водице и пытается настроить работу полноценного отделения во Львове. А еще – сотрудничает с волонтером из почти разрушенных Горенки и Мощуна Ларисой Лещинской. По ее словам, только в Мощун вернулось около 150 местных жителей. Но им негде жить.

"Они сидят в своих погребах, натянули тенты во дворах. Местные власти говорят: "Это их проблемы, что они уже вернулись, – рассказывает Лариса. – Валерий Дмитриевич постоянно с нами на связи. Мы вместе думаем, как дать людям жилье и отстроить Мощун и Горенку. Он предложил искать модульные дома и устанавливать их во дворах. Занимается поисками финансирования за границей. Он не бросил нас, хотя мог бы сказать: "Медицинская помощь закончилась. Зачем мне ваша Горенка и ваш Мощун?"

Лариса рассказывает: даже когда медики уехали из "Лелеки", они консультировали по телефону. Когда вернулись в конце марта, сделали аптечный киоск и организовали прием врачей для местных. Прием продолжается и сейчас.

"Лелека" открылась в 2016 году, а начало строительства Зукин планировал на февраль 2014. Тогда случился сначала Майдан, затем – аннексия Крыма и война на Донбассе. Зукин тогда случайно посмотрел интервью с Кахой Бендукидзе. Бывший министр экономики Грузии рассказывал, как во время войны с Россией Саакашвили призвал бизнесменов не останавливать строительство больниц и роддомов – потому что "у страны, в которой строятся роддома, есть будущее".

Простая и банальная фраза, но тогда, в 2014 году, она запала в душу Зукину, и он продолжил строить, не смотря ни на что. Возможно, именно поэтому он заказал новые окна в "Лелеке" сразу после отступления россиян из Киевской области. Чтобы видеть будущее через них.