"Кома – это не точка". Как живут жены тяжелораненых военных
Новость о ранении близкого человека меняет все. Та или тот, кто берет на себя уход, больше не принадлежит себе. Забота занимает 24 часа в сутки, семь дней в неделю. Она не предусматривает времени ни на оплачиваемую работу, ни на отдых.
Присоединяйтесь к нам Facebook и принимайте участие в дискуссиях
В Украине так живут сотни тысяч семей – и часто их трагедии остаются невидимыми, а сами они чувствуют себя ненужными никому, кроме близких родственников.
LIGA.net исследовала жизнь двух женщин, мужья которых получили тяжелые ранения в российско-украинской войне. Они рассказали, как учатся медицинским манипуляциям, чтобы лучше ухаживать за мужьями, как выживают на 911 грн в месяц и все равно находят поводы радоваться жизни.
Татьяна и Сергей
Почти два года назад жизнь Татьяны Клещуковой полностью изменилась. 21 августа 2022 года ее муж Сергей получил тяжелое ранение под Бахмутом. У него ампутирована нога, нет одной почки, проблемы с кишечником, он находится в так называемом состоянии пониженного сознания. Сергей – лежачий пациент, он не разговаривает и не может сам сесть на кровати.
Татьяна и Сергей ровесники, обоим по 39 лет. Вместе учились в машиностроительном колледже в родном Подгородном Днепропетровской области, потом поженились. В 2013 году у пары родилась дочь, в 2016 году – сын.
До декрета Татьяна работала начальницей испытательной лаборатории на производстве, затем получила педагогическое образование (логопедия) и стала ассистенткой учителя в школе. Сергей почти всю жизнь работал наладчиком линий полимерной переработки на производстве. Когда оно закрылось, пошел грузчиком на продуктовую базу.
Семья вместе ездила отдыхать на море, Сергей любил играть с детьми. Возле дома поставили большой надувной бассейн и каждое лето всей семьей плавали в нем. Татьяна вспоминает: "Как утки".
У Татьяны и Сергея была маленькая традиция. Каждое утро он вставал раньше жены, варил кофе, наливал в чашки. Потом будил жену, и они в любую погоду шли в сад. Это было их время вдвоем – когда можно поговорить и побыть вместе без детей и забот.
"Так было и утром 24 февраля, – вспоминает Татьяна. – Мы вышли в сад с кофе и услышали взрывы. Сергей начал шутить, что это грохочет фура на трассе – чтобы снять напряжение. Но мы оба понимали: началась война".
15 марта Сергей получил повестку, а уже 20-го уехал в воинскую часть с вещами. 24 апреля выехал на Изюмское направление.
"Я тогда загрузила себя работой, чтобы меньше переживать, – рассказывает Татьяна. – Взяла много детишек на подготовку к школе и все время работала. В выходные выбиралась куда-то с детьми, делала видео и фото и отправляла мужу, чтобы он был с нами хотя бы дистанционно. Мы часто разговаривали по телефону".
В начале августа Сергея перевели на Бахмутское направление и связи почти не стало. В последний раз они разговаривали в день ранения – Татьяна с детьми ехала в аквапарк, Сергей волновался, как они доедут. Жена услышала в трубке громкие взрывы, муж сказал: "Я тебе перезвоню" и отключился.
"Уже вечером его телефон был вне зоны, а на следующий день я поняла: что-то произошло, – говорит Татьяна. – Позвонила по единственному номеру, который у меня был, – жене побратима. Она сказала: "Был обстрел. Сергей ранен, но жив". В какой он больнице, она не знала. В воинской части тоже не знали. Но я была счастлива уже хотя бы оттого, что он жив. Прыгала до потолка".
Держать за руку в реанимации
Татьяна начала сама обзванивать больницы и искать мужа. Наконец нашла – в Киевском военном госпитале, в критическом состоянии, в реанимации. "У него был открытый перелом обеих ног, и одну ногу уже ампутировали, перелом костей таза и отростков позвонков, костей носа, разрыв почки и кишечника, большая кровопотеря", – говорит Татьяна.
В тот же день она взяла билет на поезд и приехала в Киев. Вспоминает, что боялась зайти в палату и увидеть, как выглядит ее муж: "А когда зашла, то смотрю: ну нет ноги, ну на ИВЛ и диализе, ну с острым сепсисом, ну весь в катетерах и трубочках, но ничего, нормально, это же мой Сережа!"
Сергей был в коме третьей степени – когда человек не реагирует на внешние раздражители и боль, у него нет рефлексов. Татьяна рассказывает это и делает паузу, едва заметно вздыхает. А потом будто берет себя в руки и бодрым голосом продолжает: "Но ничего, кома – это не точка. У меня не было сомнений, что он из нее выйдет".
Сергею становилось то лучше, то хуже. Татьяна приходила каждый день – держала за руку, разговаривала, просила детей записывать голосовые сообщения и включала их мужу. Купила наушники: один вставляла в ухо Сергею, другой – себе, брала его за руку и танцевала.
В ноябре состояние Сергея стабилизировалось, и мужчину перевели из реанимации в паллиативное отделение. "Нельзя сказать, что он вышел из комы, – объясняет Татьяна. – С третьей степени комы он перешел в первую – когда человек то засыпает, то просыпается, у него нет движений, он не разговаривает и не ест самостоятельно".
В паллиативном отделении Татьяна сама ухаживала за мужем: кормила, мыла, брила, чистила зубы, переворачивала. "Там было пять санитарок, две медсестры и в среднем четыре-шесть пациентов, – говорит Татьяна. – Но не то чтобы их часто переворачивали, у моего мужа были очень большие пролежни. Мыли каждый день, но одной тряпкой – как говорится, и лицо, и яйцо. Поэтому у всех были инфекции. Пока не выгавкаешь, мочевой катетер не заменят".
Татьяна вспоминает свои впечатления от обходов врачей. "Для них пациенты – не люди. Они видели только тело, – говорит женщина. – Когда приходят к человеку, даже если он не может общаться, к нему обращаются: "Добрый день, Сергей. Мы сейчас вас посмотрим". А они просто приходили и констатировали факт: рефлексов нет, динамики нет, руку подняли, опустили – все".
Одна нога Сергея была ампутирована, другая – поломана и уже больше семи месяцев в аппарате внешней фиксации. "Мне сказали, что операцию на ноге человеку в таком состоянии не будут делать, – рассказывает Татьяна. – Дали понять, что нет смысла тратить ресурс на таких "неперспективных" пациентов – тех, кто уже не возьмет оружие и не вернется на войну. И когда мне это донесли, я поняла, что нам здесь делать нечего".
Татьяна принялась искать центры реабилитации. Для пациентов в таком состоянии нашла только "Модричи" во Львовской области. Позвонила спросить, сколько стоит реабилитация, и получила ответ: 6300 грн в день. "Это около 200 000 грн в месяц. Нам нужен не один месяц, а может быть, и не один год, – говорит Татьяна. – Где я могла взять такие деньги? Конечно, я не была готова к этому. Потому решила, что мы просто поедем домой. Заведующая паллиативным отделением была в шоке – никто еще в таком состоянии домой не ехал".
Оксана и Сергей
Оксана и Сергей вместе 25 лет. У них четверо сыновей: старшему — 31 год, младшему – 14. Живут в селе Хижняковка Харьковской области. До полномасштабной войны Сергей работал сварщиком и монтажником, ездил в командировки по всей Украине, Оксана была начальницей местного почтового отделения.
"Мы долго жили бедно, – вспоминает Оксана. – Когда поженились, купили старенькую хату, сами ее перестраивали. А уже когда дети подросли и Сергей начал работать на этом месте, жизнь наладилась. Купили еще один дом рядом – гораздо лучше первого. Завели большое хозяйство: пять коров, бычки. Прямо перед вторжением, в сентябре, впервые в жизни поехали с мужем на отдых в Карпаты на пять дней. Мечтали, что в следующем году приедем туда с детьми. Но не вышло".
24 февраля 2022 года Сергей был в командировке в Горенке под Киевом. В начале вторжения село сильно обстреливали россияне, уничтожили более 100 домов и почти всю инфраструктуру. "Мужа и других рабочих тогда спас местный сторож, – вспоминает Оксана. – У них уже не было еды, и он пригласил их к себе домой покормить. Пока обедали, предприятие, на котором они работали, разбомбили".
Сергей вернулся домой 4 марта. А уже пятого пошел с вещами в военкомат. Оксана взяла двоих младших детей и уехала к подруге в Германию.
"Он попал в пехоту, в штурмовики, – говорит Оксана. – Участвовал в освобождении Харьковской области. Они прошли Чугуев, Казачью Лопань, Изюм, Волчанск, а под Бахмутом его ранили. Это было 14 ноября 2022 года".
Сергея ранили во время ближнего боя. Был танковый обстрел, обломок попал в бедро. Побратимы несли Сергея три километра к месту эвакуации. Когда Оксана узнала о ранении, ее муж был в больнице в Новомосковске.
"Я хотела сразу вернуться, а он сказал: "Ты мне здесь ничем не поможешь, а в Германии дети ходят в школу. Пока оставайтесь там. Когда выйду из больницы, вернетесь", – говорит Оксана.
Сергею сделали четыре операции на ноге, затем поставили аппарат Елизарова. Первые три месяца он не вставал с постели.
Оксана и ее муж каждый день разговаривали по телефону. Травмированная нога очень болела, поэтому он часто нервничал. Иногда мог бросить трубку посреди разговора, а потом объяснял: "Нога очень болела, я прервал разговор, чтобы не сорваться".
"Отношение в больнице было очень человечное, Сергей ни разу не жаловался, – говорит Оксана. – Наоборот, я знала, что он может крикнуть на медсестер, когда ему очень болит, и просила быть спокойнее".
Оксана приезжала навестить мужа в мае 2023 года, когда он был на реабилитации в Ровно. А в ноябре вместе с детьми вернулась насовсем. Он был дома.
Почему уход – дело близких
В феврале 2024 года общественная организация "Принцип", специализирующаяся на правовой защите военнослужащих и ветеранов, опубликовала исследование "За кулисами заботы: близкие ветеранов и уходовая работа".
Для исследования опросили 19 женщин, ухаживающих за своими близкими после ранения. Это показало, как именно меняется инфраструктура жизни семьи после того, как военный получает тяжелое ранение и начинает нуждаться в уходе.
Близкие, если они есть, занимаются всем: оформлением документов, медицинским уходом, выполняют функции санитарок и сиделок, эмоционально поддерживают раненого, переустраивают жилье под его нужды.
"На каждом этапе близкие раненых выполняют функцию какой-либо структуры или отдела. То есть делают то, чем должно заниматься государство, – говорит антрополог, соавтор исследования "За кулисами заботы: близкие ветеранов и уходовая работа" ОО "Принцип" Тина Полек. – Они сами ищут информацию о возможностях лечения, льготах, выплатах и оформлении документов. Часто выполняют роль санитарок и медсестер. Конечно, так происходит не потому, что все врачи или представители государства плохие. Но система работает настолько несовершенно и ей настолько не хватает квалифицированных специалистов, что во многих случаях кроме близких этим просто больше некому заниматься".
Близким раненых часто приходится прилагать значительные усилия уже на первых этапах, когда они узнают о ранении, но не знают, в каком именно госпитале находится их близкий человек. Особенно это касается случаев, когда раненый без сознания и не может позвонить по телефону сам. Близкие таких людей жалуются на плохую коммуникацию с воинской частью и рассказывают, что вынуждены были потратить несколько дней, чтобы вручную обзванивать больницы и искать раненого.
Позже, уже в больнице, на плечи родных часто ложится весь физический уход: переворачивать раненого, пересаживать в коляску, мыть, кормить, иногда даже выполнять простые медицинские манипуляции.
Если у раненого нет близких, готовых посвятить себя уходу, часто такой человек остается брошенным на произвол судьбы. "Не ко всем ребятам приходили близкие. Кто-то лежал просто сам, – Татьяна Клещукова вспоминает время, когда ее муж находился в паллиативном отделении Киевского военного госпиталя. – Но они недолго лежали. Они быстро умирали. Нельзя быть самому в таком состоянии, когда тебе никто не помогает".
Тина Полек называет ситуацию, в которой оказываются одинокие раненые, трагической. "Часто это люди с тяжелыми поражениями, в том числе и влияющими на когнитивные функции, – говорит исследовательница. – Такой человек не проследит за ходом своего лечения, не разберется сам, куда и какой рапорт ему написать. Эти люди часто беззащитны именно в плане соблюдения их прав. И это очень большая беда".
Часто матери и жены раненых, которые приходят в больницу ухаживать за своими близкими, помогают и тем, кто лежит сам, – делятся едой, ходят в аптеку за лекарствами, помогают в быту. Но это не решает всех проблем, и после выписки человек все равно остается брошенным на произвол судьбы.
Привыкать к новой жизни
В феврале 2023 года Татьяна и Сергей Клещуковы вернулись домой. К этому шагу Татьяна подготовилась заранее: договорилась со своей мамой, что дети еще некоторое время поживут у нее, через волонтеров достала многофункциональную кровать, отсасыватель мокроты и кислородный концентратор.
"Дома состояние Сергея улучшилось, он стал больше реагировать на внешние раздражители, – рассказывает Татьяна. – А где-то в мае начал отвечать на вопросы глазами. Например, я спрашиваю: "Включить тебе кино?" Если он в ответ зажмуривается, значит "да", если просто смотрит – "нет". Тогда я спрашиваю дальше: "Тебе холодно?" Он просто смотрит. Спрашиваю: "Ты голоден?" Зажмуривается".
В июне 2023 года Сергей снова попал в больницу и лежал там полгода. Татьяна была вместе с ним. Сергею сделали операцию на кишечнике, и еще несколько месяцев он провел в неврологическом отделении.
"Это была больница в Новомосковске, и отношение там было совсем другое – как к человеку, – говорит Татьяна. – Невролог сделала дополнительные обследования, назначила лечение – и у Сергея перестала кружиться голова. До этого он не мог сидеть на кровати под углом больше 30 градусов. Его начали вертикализовать, пересаживать в коляску. Я вывозила его гулять на улицу, он стал сам держать шею".
Сейчас Татьяна сама делает с Сергеем реабилитационные упражнения, к ним домой несколько раз в неделю приезжает массажистка. Иногда вывозит мужа на улицу, чтобы он подышал свежим воздухом и посмотрел, как на участке растут овощи и цветы. Кормит Сергея через гастростому. Ежедневно готовит свежую еду и измельчает ее в блендере.
"Мы специально с детьми выращиваем овощи, даже посадили немного картофеля – для папы, – говорит Татьяна. – Ничем не обрабатываем, только собираем жуков. У Сергея слабый иммунитет и пищеварение, поэтому мы волнуемся, чтобы для него было все натуральное, самое свежее и вкусное".
Как меняются отношения в семье
Оксана с детьми вернулась из Германии в ноябре 2023 года. Ее муж Сергей тогда уже был дома, передвигался на двух костылях. Весь уклад жизни семьи и отношения пришлось строить заново.
"Он был нервный и подавленный, – вспоминает Оксана. – Думал, что ничего не сможет делать, что будет никому не нужен. Очень психовал. Часто вспоминал войну – как они заходят в какое-то село, а там гуси, куры и коровы лежат мертвые, и никого из людей нет, и хат нет. Я не знала, что говорить. Чувствовалось, что там, на войне, он ощущал себя нужным и что он хочет снова идти воевать, но не может. И потому психует еще больше".
Чтобы отвлечь мужа, Оксана принялась придумывать для него работу – ту, которую он может делать сидя. "То у нас завалился сеновал, и мы пошли вместе, он сел на стул и вытаскивал гвозди из досок, – рассказывает Оксана. – То надо было отремонтировать забор. Он показывал мальчикам, что к чему прибивать, и они делали. То я пойду возиться по хозяйству, а его прошу картошку пожарить. Когда он при деле, ему становится легче".
Помогала поддержка близких и друзей. Сергей расцветал, когда приезжала внучка и говорила: "Дедушка, давай я буду тебя держать, а ты обрезай деревья в саду".
"Когда мы вернулись, была зима, длинные темные вечера, нечего делать, – вспоминает Оксана. – Но к нему начали приезжать два старых друга. До полномасштабной они встречались в лучшем случае раз в месяц, а тут ребята стали приезжать чуть ли не каждый вечер – пили чай, играли в нарды, общались. Как какой праздник – они его на машине забирают, едут куда-то, шашлыки делают. Так он постепенно и адаптировался, стал меньше вспоминать войну. Уже не кричит и не психует".
Сейчас у Сергея меньше, чем раньше, болит нога – и это тоже влияет на его настроение. "Еще в больнице ему сначала давали много обезболивающих, а потом сказали, что нужно понемногу привыкать к боли, уменьшать дозировку, – рассказывает Оксана. – Дома он держался, старался пить меньше таблеток, но как нога начинала болеть, ему казалось, что сейчас боль станет невыносимой, и он психовал. Сейчас пьет таблетки, только когда уже становится невмоготу, а так делает упражнения для ноги, заматывает колено, если сильно болит".
Выжить на 911 гривен
В месяц на медикаменты, массаж и расходники для Сергея Клещукова у семьи уходит около 30 000 грн. Единственная денежная выплата, которую сейчас получает мужчина, – 911 грн зарплаты.
"Еще в самом начале мы получили единовременную выплату от государства (для военных, которые, как и Сергей Клещуков, имеют первую группу инвалидности, это 1 млн 211 200 грн. – LIGA.net) и до марта 2023 года, пока он лежал в госпитале, получали его зарплату и боевые, – рассказывает Татьяна. – Как только вернулись домой, выплаты прекратились. Я откладывала деньги, которые приходили раньше, потому что понимала, что на них нам придется жить неизвестно сколько времени".
После звонков в воинскую часть и на горячую линию Министерства обороны выплаты возобновились, но были непоследовательными: один месяц – 20 000 грн, другой – 911 грн.
Есть еще одна проблема: Сергей до сих пор не уволен из ВСУ и потому не получает пенсию по инвалидности в результате войны. ВВК и МСЭК он давно прошел.
"Когда я отвезла в воинскую часть все документы комиссий и спросила, почему Сергея не увольняют, мне сказали, что идет расследование о потере оружия во время эвакуации, – рассказывает Татьяна. – Шестой месяц продолжается это расследование, и шестой месяц его зарплата – 911 грн".
Получить бесплатные пеленки и подгузники – квест. "В индивидуальной программе реабилитации написано, что средства гигиены должно выдавать управление соцзащиты, – говорит Татьяна. – Я пошла туда, меня отправили в центр социального обеспечения, оттуда – в больницу, а больница просто сказала: "У нас такого нет". Поэтому сейчас пеленки и подгузники нам в основном привозят волонтеры из громады. Они же дают антисептики, салфетки, стерильные средства, чтобы я обрабатывала пролежни, физраствор для промывания трахеи. Постоянно звоню волонтерам и клянчу. Это морально тяжело, но другого выхода нет".
С начала года Татьяна вышла на работу – занимается упражнениями по разработке речи с пациентами после инсульта в реабилитационном отделении больницы. "Мне платят минимальную зарплату, но я работаю на своих условиях: приезжаю дважды в неделю на три часа, – говорит женщина. – Иначе просто не могу: раз в четыре часа мужа нужно переворачивать и кормить".
Муж Оксаны тоже до сих пор не получает пенсию инвалида войны. Хотя ВВК и МСЭК прошел давно и получил вторую группу инвалидности.
"Пока мы оформляли все документы, четыре месяца муж с больной ногой вынужден был таскаться в поездах, – говорит Оксана. – Часто нужно было ездить в райцентр, в Лозовую, – по всем больницам, военкоматам, соцзащитам, пенсионным фондам. Когда мог, нас возил на машине друг Сергея. А когда он не мог, то подвозил к поезду, и дальше Сергей уже своим ходом на костылях. В каждой этой инстанции начиналось: врач сегодня не работает, придите завтра, то специалист в отпуске, то донесите еще справку".
Чтобы получить удостоверение ветерана войны, Сергею не хватает одной справки из воинской части. "Мы ждем ее уже несколько месяцев, – говорит Оксана. – Вернее нам ее сделали быстро, но в ней оказались неправильные паспортные данные и отчество. Отчество исправили быстро, а изменения паспортных данных ждем до сих пор. Уже и в ТЦК писали заявления, и в воинскую часть много раз звонили по телефону. Ничего".
Семья Оксаны и Сергея сейчас живет за счет своего хозяйства – огород, куры, коровы. "Я немного хожу подрабатывать – рвать черешню в саду у предпринимателей, которые потом ее продают, – рассказывает Оксана. – И еще старший сын помог деньгами – мы завели индюков себе и на продажу".
Потеря работы
Многие близкие раненых, занимающиеся уходом, теряют работу. В некоторых случаях им удается сохранить частичную занятость – в основном за счет личных договоренностей с руководством.
"Когда раненый находится в больнице, его близкий человек обычно берет отпуск за свой счет, – говорит Тина Полек. – Но впоследствии количество дней такого отпуска становится критически большим, и человека чаще всего увольняют. Есть и другой вариант: если работа позволяет, близкие раненых договариваются о дистанционном формате и уменьшении нагрузки. К примеру, одна из респонденток нашего исследования работает учительницей и проводила уроки дистанционно из больницы. Одни ищут другую работу с частичной занятостью, другие договариваются, чтобы официально сохранить рабочее место, а по факту там не работают. Но важно понимать: чаще всего уход за раненым – это полный рабочий день, и мало какой работодатель согласится с тем, что его сотрудник неопределенный срок будет уделять работе минимальный остаток своего времени и ресурса".
Наиболее незащищенные в плане потери дохода – женщины из сел, где рабочих мест немного, и особого выбора, где работать, нет. Как и доступа к информации о помощи или возможностях работы онлайн. Такие семьи обычно выживают за счет пенсии по инвалидности в результате войны, своего огорода и хозяйства. "Конечно, уровень жизни семьи при таких условиях очень низкий, – говорит Тина Полек. – Они тщательно планируют расходы, тщательно выбирают продукты, которые могут позволить себе купить. Кому-то помогают другие члены семьи – финансово, продуктами, уходом".
Единственная возможность получить помощь от государства для близких раненого – оформить "денежную компенсацию за предоставление социальной услуги по уходу за лицом с инвалидностью". Это может быть уход на профессиональной (когда у человека есть медицинское образование) и на непрофессиональной основе. Сумма этой выплаты привязана к прожиточному минимуму. К примеру, компенсация за уход на непрофессиональной основе в 2024 году – не более 2920 грн в месяц. Но при этом человек, получающий компенсацию, не имеет права работать где-то еще.
Мечты о будущем
День Татьяны Клещуковой расписан по минутам. Она встает в шесть утра, готовит свежую еду для мужа. В семь будит его, делает с ним зарядку, сажает на кровати. В восемь – кормит. До летних каникул сразу после этого готовила завтрак детям и будила их.
Недавно Татьяна поступила в медицинский колледж, чтобы лучше разбираться в уходе и делать самой медицинские манипуляции. Так что после завтрака слушает лекции. Далее – уборка и стирка.
"Два раза в неделю езжу на работу, но должна вернуться к двенадцати дня, – рассказывает Татьяна. – Потому что перед обедом Сергею нужно посидеть и сделать зарядку. Раз в час ему нужно пить, но с этим и дети могут помочь. После обеда переворачиваю мужа на другую сторону. Везу детей на кружки, а пока они занимаются, еду за продуктами или в аптеку".
В 16:00 – снова разминка с мужем и изменение положения тела. Ближе к вечеру Татьяна пытается найти время для себя – выходит во двор посмотреть на цветы, играет с собакой. В 20:00 – снова изменение положения тела. В 22:00 муж засыпает.
"Мы с детьми тоже стараемся лечь спать раньше, – говорит Татьяна. – Ведь в два ночи я снова встаю, даю Сергею воду, меняю подгузники, если нужно, переворачиваю. То же самое в четыре утра. Уже даже не завожу будильник – знаю, что проснусь без него, и все будет по плану".
Татьяна производит впечатление жизнерадостного человека. Она много улыбается и чувствуется, что искренне верит в выздоровление мужа. Но иногда и у нее опускаются руки.
"Когда сильно накрывает, прошу свою или Сергея маму побыть с ним, а сама сажусь в машину, включаю громкую музыку и еду на полчаса куда-то в поле или лес, – говорит Татьяна. – Могу поплакать. Но недолго".
Иногда помогают мысли о будущем. Татьяна представляет их с Сергеем 98-летними. Они едут на двух мотоциклах к морю, в колясках этих мотоциклов едут внуки и правнуки. С собой семья везет ящики с лимонадом. И чувствует счастье.
"Я знаю, что все будет хорошо, – говорит Татьяна. – Возможно, реабилитация займет годы. Но Сергей поправится. Все будет хорошо – не знаю когда, но точно будет".
Оксана и ее муж Сергей тоже строят планы на будущее. Недавно они во второй раз поженились – 20 лет назад из-за ссоры развелись, потом сошлись, но не оформляли отношения официально.
"Сережа предлагал пожениться, как только пошел на войну, – рассказывает Оксана. – Говорил, что иначе, если с ним что-то случится, я не получу выплаты. Но я не хотела выходить замуж из-за денег. Когда мы снова стали жить дома, напомнила ему о предложении, мы поехали в ЗАГС и расписались".
В сентябре планируют устроить празднование, чтобы съехались старшие дети, пришли гости. "Надо как-то радовать себя в это время, – говорит Оксана. – Нужны какие-то лучики света, чтобы держаться за них и жить дальше".