Точка, где американский популизм разошелся с британским

Британия, Франция, США - какая из стран в этом ряду политически "лишняя"? Ответ кажется очевидным. Референдум о выходе из ЕС в Великобритании и избрание Дональда Трампа в США стали в прошлом году символами-близнецами популистского бунта против глобальных элит. А Франция, напротив, проголосовав за Эммануэля Макрона, выбрала своим президентом типичного "человека из Давоса" - это технократ-глобалист, связанный с самыми элитными финансовыми, административными и образовательными учреждениями своей страны.

Но давайте отступим на мгновение от этих политических клише. Именно так я и поступил недавно, сбежав от британской предвыборной кампании, чтобы принять участие в Глобальной конференции Института Милкена в Лос-Анджелесе. Конференция Милкена является американским аналогом Давоса, но там уделяется более серьёзное внимание вопросам бизнеса и хорошо представлено американское правительство, чего Давосу никогда не удавалось достичь.

Выслушав ключевых экономических чиновников Трампа (министра финансов Стивена Мнучина и министра торговли Уилбура Росса), а также целую галактику официальных лиц из Конгресса и лидеров бизнеса, можно было сделать четкий вывод: избрание Трампа является всего лишь временной аберрацией. США ненадолго свернули с пути в тематический парк националистической ностальгии, однако они по-прежнему сосредоточены на будущем и на выгодах глобализации, а не на ее издержках.

На конференции Милкена стало понятно, что Трамп не выполнит основную часть своей внутриполитической программы. Штаты "Ржавого пояса" не получат всплеска инфраструктурных расходов. Американские отношения с Мексикой и Китаем не сильно изменятся. Главные налоговые предложения Трампа не пройдут через Конгресс. А обещание Трампа "отменить и заменить" программу Obamacare сразу после вступления в должность практически неизбежно уступит место - под давлением общества - обещанию "реформировать и поправить".

После такого погружения в американский прагматизм мое возвращение к вопросам британской политики могло вызвать лишь глубокую депрессию. Политические пути, которые казались параллельными всего лишь несколько месяцев назад, начали расходиться. США потребовалось всего 100 дней, чтобы переварить "альтернативную реальность" Трампа (хотя, наверное, не самого Трампа), а в Британии практически никто даже не ставит по сомнение альтернативную реальность Брексита, чтобы избежать саморазрушительного разрыва с Европой. И это несмотря на неожиданную возможность, открывшуюся благодаря назначенным на 8 июня выборам.

Как можно объяснить эту разительно отличающуюся реакцию американского и британского гражданского общества на опасный флирт с националистическим популизмом? В Америке мгновенной реакцией на политику, которая оказалась логически непоследовательной, экономически бесчестной и дипломатически нереализуемой, стал резкий подъем оппозиции и расширение дебатов. Демократы продемонстрировали беспрецедентное единство в Конгрессе. Еще более эффективную оппозицию создали ведущие комедийных телешоу. Миллионы прогрессивных избирателей вышли на улицы. СМИ начали проводить упорные расследования. А Американский союз гражданских свобод получил 24 миллиона долларов в течение 24 часов после того, как администрация США попыталась запретить въезд в страну мусульманам.

Но самое главное - американский бизнес сразу начал лоббировать блокирование любых решений Трампа, которые угрожают его экономическим интересам. Как рассказал на конференции Милкена один высокопоставленный сотрудник Сената, компания Walmart и другие розничные сети "оказались исключительно эффективны в объяснении нашим сенаторам" политических издержек, связанных с введением любых новых налогов на американский импорт. Это позволило устранить главную протекционистскую угрозу Трампа и похоронило его надежды профинансировать значительное снижение налогов за счет доходов от "пограничной коррекции" налога на прибыль.

А теперь сравните всю эту американскую оппозиционную деятельность с пассивностью в Британии после прошлогоднего референдума. Выход из ЕС является намного более серьезным политическим и экономическим потрясением, чем любое из предложений администрации Трампа. И тем не менее, Брексит превратился в непоколебимую догму, обладающую иммунитетом от любых попыток оспорить ее или подвергнуть сомнению. В то время как американский бизнес агрессивно лоббирует против решений, связанных с предвыборными обещаниями Трампа, ни одна крупная британская компания не попыталась защитить свои интересы, начав кампанию за отмену решения о Брексите. Никто публично не говорит даже о том, что премьер-министр Тереза Мэй не получала на референдуме мандата решать, должна ли Британия покидать европейский общий рынок и таможенный союз после выхода страны из ЕС или нет.

Хуже того, табу на оспаривание Брексита оправдывается не соображениями разума, экономики или национальных интересов. Вместо этого говорится о "воле народа". Эта леденящая фраза (наряду с ее еще более зловещей напарницей - "враги народа") стала риторической скрепой как в США, так и в Британии. Но есть одна важная разница. В США подобный прото-фашистский язык можно услышать только от экстремистов, а в Британии даже основные СМИ и участники парламентских дебатов регулярно называют противников Брексита заговорщиками против демократии и антипатриотическими саботажниками.

Культурные факторы могут отчасти объяснить этот контраст между активностью американцев, реагирующих на Трампа, и пассивностью британцев перед Брекситом. От американцев, столкнувшихся с проблемой, всегда можно ожидать каких-то действий, пусть даже их шансы невелики. А британцы восхищаются героем, который встречает трудности, ничего не делая, но при этом "гордо поджав губы".

Возможно, более важным является тот факт, что в демократической легитимности оппозиции в США никогда не было никаких сомнений: явное большинство американцев проголосовали против Трампа. Более того, Трамп получил на 2% меньше голосов, а именно такой перевес помог Джимми Картеру и Джорджу Бушу-младшему выиграть на выборах в 1976 и 2004 годах, соответственно.

В Британии, напротив, Брексит был одобрен небольшим, но решающим большинством - 52% против 48%. Во многих странах зрелой демократии было бы недостаточно простого большинства для утверждения такого колоссального конституционального изменения, как Брексит. Но Великобритания никогда не видела нужды в подобной системе сдержек и противовесов. В ненаписанной конституции Британии есть только одного ограничение власти премьер-министра, обладающего парламентским большинством: право избирателей поменять свое мнение. Но что делать, если любой, кто пытается убедить избирателей поменять свое мнение, объявляется противником демократии и "врагом народа"?

Если совет избирателям задуматься еще раз о крупнейшем политическом решении в их жизни будет и дальше считаться оскорблением демократии, тогда Великобритания потеряет свою единственную защиту от непоправимого саморазрушения. И пока Британия будет ошибочно сворачивать на ухабистую дорогу ностальгического национализма, Соединенные Штаты вместе с Европой продолжат путь по современному шоссе мультикультурной глобализации.

Анатоль Калецки
Старший экономист и сопредседатель Gavekal Dragonomics,
бывший колумнист Times of London, International New York Times и Financial Times

Copyright: Project Syndicate, 2017

Подписывайтесь на аккаунт LIGA.net в Twitter, Facebook и Google+: в одной ленте - все, что стоит знать о политике, экономике, бизнесе и финансах.