Майданы Донбасса. Реален ли народный протест в восточной Украине
Во многом она соответствует действительности. Иллюзия народного бунта, захваченные здания и "народные губернаторы" должны, по идее российских координаторов, доказать, что протест на востоке зеркален Майдану. То есть, изначально может быть проплачен и организован извне. На самом деле это не так. Посмотрите хотя бы на протестные практики Майдана, которые доводятся до абсурда в Донецке и Луганске. Чего только стоят шины, которыми обложены здания СБУ или ОГА - их поджог обеспечит не защиту от штурма, а невыносимые условия для дальнейшего протеста внутри зданий. Шины нужны для создания заградительного пояса огня и дыма перед силовиками - сбивать прицел и не подпускать близко. Об этом точно знают люди, прошедшие киевский Майдан.
Однако, другая сторона медали в том, что среди свезенных и организованных титушек, среди диверсантов и агентуры присутствует немало обычных жителей Донбасса. По всем отзывам, количество активных идейных сепаратистов и митингующих не превышает 3-5 тысяч на весь Донецк и Луганск. При этом, даже эти несколько тысяч людей - уже феномен для пассивного и погруженного в аполитичную бытовуху Донбасса. Активистов, отстаивающих на улице единство Украины, в Донецке и Луганске в разы меньше. Ядро искреннего пророссийского протеста мобильно и идейно заряжено. Выходящие перекрывать дорогу украинским войскам женщины, активисты и таксисты, которые рыскают по Ровенькам в поисках бандеровцев (!), пассивная милиция - по всем этим признакам можно заключить, что ситуация на Донбассе сложнее той картинки, которую нам показывают телеканалы.
Не стоит заблуждаться - восток Украины в основном не воспринимал Майдан, не понимал его целей и задач, не поддерживал . И дело тут не только в информационной блокаде. Социально базу Майдана составляли мобильные, активные люди с высшим образованием, студенты, средний класс. Часто - самозанятые, либо работающие в частном секторе, в отраслях новой экономики. Отрицание Майдана, как непонятной субстанции посягающей на некую стабильность, как правило имеет тяжелый индустриальный корень. Именно в индурстриально-пролетарских регионах - Луганске и Донецке, Майдан не воспринимало больше всего людей. Самым живучим восточно-украинским мыслевирусом, связанным с Майданом, было умозаключение о том, что Майдан проплачен - люди же стоят на нем целый день, а значит не ходят на работу. Надо работать, а не на митинги ходить! То что иной киевский буржуа, "работая" в офисе или за компьютером несколько часов в день, зарабатывает несколько месячных окладов шахтера, и вовсе не вписывается в массовое восточно-украинское мировосприятие.
При этом надо понимать, что доминирующая эмоция Донбасса - это страх. Массовый Донбасс живет воспоминаниями о былом величии при СССР (зарплата шахтера - 600 рублей, изобилие в магазинах) и страхом потерять то, что есть - стабильность выживания. Даже нищая жизнь - это все равно жизнь, то есть благо, которое может прекратиться, в случае если человек потеряет работу с окладом в 2500 тысячи гривен. Страх за свою жизнь, страх перед сильными мира сего, переросший в стокгольмский синдром и чувство стаи - именно страх делает Донбасс самым невротичным макрорегионом Украины. Пресловутые бандеровцы, которых тщетно ищут на улицах своих городов жители Донбасса - это проекция их тревог, канал, в который уходит злость за несправедливости собственной жизни. Мы, условные бандеровцы, для них сейчас - внешний враг. И наша выраженная политическая украинскость, апелляция к Родине, Украине и так далее - только дальше отталкивает Донбасс, так как Украина не ассоциируется у Донбасса с благом. Напротив, для большинства Украина - это зло, которое пресекло достойное трудовое существование региона.