Практика применения Россией информационного оружия привела к тому, что Запад фактически оказался перед необходимостью включить в военные доктрины механизмы противодействия атакам "ниже уровня боевых действий", считает американский политолог и специалист по международной безопасности Джозеф Най в новой статье "Is Cyber the Perfect Weapon?".

Най начинает с напоминания, что предупреждения о возможности "цифрового Перл-Харбора" начали звучать уже довольно давно - например, об этом писал бывший министр обороны США Леон Панетта. Известно, что вероятному противнику уже удавалось внедрить диверсионные программные модули в систему управления энергосетями США. Если в ключевых регионах внезапно произойдет сбой в энергоснабжении, это приведет к экономической и социальной катастрофе, вплоть до гибели людей. Россия, пишет Най, уже проводила подобную атаку в декабре 2015 года в рамках развязанной ею гибридной войны против Украины (впочем, та атака продолжалась лишь несколько часов), а еще раньше – в 2008 году – та же Россия применила кибероружие против Грузии, чтобы помешать ей защититься от вторжения российских войск.

Тем не менее, замечает Най, пока что информационные атаки представляются более действенными для дезинформации и возбуждения беспорядков, чем для физического воздействия на противника. По его мнению, это делает такие атаки скорее вспомогательным оружием, нежели главным средством достижения победы. Каждый год в информационные пространства других стран совершаются миллионы вторжений, но реальный физический ущерб им удается нанести лишь в единичных случаях - чаще экономический или политический. Как отмечают авторы вышедшей в прошлом году книги "Understanding Cyber Conflict: 14 Analogies", "еще никто не был убит кибероружием".

Именно физический ущерб, пишет далее Най, является критерием нанесения ответного удара согласно действующей военной доктрине США. Америка считает себя вправе ответить на кибератаку применением любого вида оружия пропорционально нанесенному ей противником физическому ущербу. Другим принципом этой доктрины является то, что международное право на самооборону применимо и к кибератакам. "И поскольку свет у нас пока не гаснет, - замечает Най, - подобная политика сдерживания, похоже, работает".

Но, возможно, продолжает эксперт, мы смотрим совсем не в ту сторону, и реальную угрозу для безопасности представляет не только заметный физический ущерб, но и расширение конфликтов в "серую зону", которая находится вне сферы внимания традиционных войн. Именно в этом ключе начальник российского Генштаба Валерий Герасимов сформулировал доктрину "гибридной войны", в которой сочетаются традиционное оружие, экономическое принуждение, информационные операции и кибератаки.

Най напоминает, что информационные операции с целью посеять беспорядки и раздоры в стане врага были распространенной практикой еще в период "холодной войны". Новое время не изменило базовую модель, но привнесло в нее новое качество - высокую скорость и низкую стоимость распространения дезинформации. "Электроны быстрее, дешевле, безопасней, и связь с ними гораздо проще отрицать, чем связь со шпионами, которые вынуждены были таскать с собой мешки денег и секретов", - пишет автор.

Это приводит его к следующему выводу: если президент России Владимир Путин считает, что его страна ведет борьбу с США, но от масштабного применения силы его удерживает угроза ядерной войны, тогда, похоже, кибератаки становятся для него "абсолютным оружием". Именно так - "The Perfect Weapon" - называется очень важная по мнению Ная новая книга журналиста "New York Times" Дэвида Сэнгера, в которой утверждается, что кибератаки могут проводиться не только "для диверсий против банков, баз данных или энергосетей", но и ради "ослабления нитей, на которых держится собственно демократия".

Най считает, что сетевое вмешательство России в президентские выборы в США в 2016 году было инновационным по своему характеру. "Российские разведывательные агентства не просто взломали электронную почту Национального комитета Демократической партии и распространили полученные данные через Wikileaks и другие платформы с целью повлиять на американскую новостную повестку, - пишет он, - они еще и воспользовались американскими социальными сетями для распространения фейковых новостей и разжигания розни между оппозиционными группами американцев. Взлом почты был нелегальным, а вот использование социальных сетей с целью посеять беспорядки таковым не является. Гениальность российских инноваций в этой информационной войне заключается в том, что в них сочетались доступные технологии с возможностью отрицания ответственности, поскольку предпринятые действия находились чуть ниже порога безусловной агрессии".

Именно это "чуть ниже" и создало предпосылки для успешного вмешательства, полагает Най. Он напоминает, что американские разведслужбы информировали президента Барака Обаму о принятой россиянами тактике, после чего тот предупредил Путина во время их встречи в сентябре 2016 года о возможных последствиях подобных действий. Однако Обама не хотел осуждать Россию публично и предпринимать решительные меры, опасаясь, что Россия может пойти на дальнейшую эскалацию конфликта, атаковать избирательную систему и тем самым поставить под угрозу выглядевшую для демократов более чем вероятной победу Хиллари Клинтон. Уже после выборов Обама вывел эти предупреждения в публичную плоскость, выслал российских шпионов, закрыл несколько дипломатических объектов, однако недостаточность и несвоевременность американского ответа ограничила его сдерживающий эффект. А поскольку президент Дональд Трамп воспринял его шаги как политическую попытку оспорить легитимность его победы, новая администрация также не стала предпринимать решительных мер, сетует Най.

Противодействие этому новому виду оружия, пишет Най, требует стратегической организации национальных ресурсов с участием всех государственных ведомств и с упором на более эффективное сдерживание. Ответный удар может наноситься как внутри информацинного пространства с помощью точно взвешенных мер, так и в других сферах путем введения все более сильных экономических и персональных санкций. Западу, считает Най, также необходимо создать механизм сдерживания, который сделает действия атакующей стороны слишком затратными, чтобы стоимость их существенно превышала потенциальные выгоды.

Далее Най останавливается на способах сделать США более трудной мишенью и повысить их устойчивость к информационным атакам. В числе этих мер он видит тренинги для сотрудников избирательных комиссий, требование хранить бумажные копии данных электронных голосований, стимулы для предвыборных штабов и для партий соблюдать "кибергигиену" (в частности, обязательно пользоваться шифрованием и двухфакторной идентификацией), работу с менеджментом социальных сетей с целью удаления ботов, требования раскрывать источники финансирования политической рекламы (эта практика уже работает на телевидении) и полный запрет такого финансирования из-за рубежа, развитие независимых систем проверки фактов, повышение медиа-грамотности общества. Именно такие меры, указывает автор, помогли ограничить российское вмешательство в президентские выборы во Франции в 2017 году.

Говоря о дипломатических инструментах, Най признает их в нынешней ситуации малоэффективными, но видит для них перспективу в будущем. "Даже когда США и СССР были злейшими идеологическими врагами во время "холодной войны, пишет он, они были способны к симметричным договоренностям". Однако сейчас "симметричность" не слишком-то просматривается. Например, обязательство США не вмешиваться в российские выборы представляется бессмысленным, учитывая авторитарную природу нынешней российской политической системы. Однако Най видит перспективу для установлении таких правил, которые ограничат интенсивность и частоту информационных атак. "Во время "холодной войны" стороны не убивали шпионов друг друга, а соглашение о предотвращении инцидентов в открытом море ограничивало уровень агрессии во время близкой слежки за военно-морскими судами. Сегодня заключение аналогичных соглашений выглядит малореальным, но такую возможность стоит иметь в виду в будущем".

Главное же средство достижения успеха, по мнению Ная, заключается в том, что США должны обеспечить для кибератак и манипулирования социальными сетями такие высокие издержки, чтобы такие атаки перестали быть "абсолютным оружием" для боевых действий ниже уровня вооруженного конфликта.