Командир батальона третьей штурмовой: "Вагнер" бежал в панике, мы сутки были в тылу врага

С крепким мужчиной по имени Петр Горбатенко (псевдо Ролло) мы знакомимся в подвале на Донбассе. Это – святыня, лекционная комната, в которой бойцы 3 штурмовой бригады готовятся к операциям под Бахмутом.

Педагог Ролло стал в ряды Азова еще в 2014 году. С начала большой войны он участвовал в битве за Киев и в попытке деблокады Мариуполя, а сейчас возглавляет первый штурмовой батальон 3 ОШБр, который отвоевывает у россиян территории на одном из самых горячих направлений фронта.

"От новобранцев хотим видеть готовность воевать, убивать и быть убитыми, – говорит комбат. – Главное – это мотивация. Все остальное мы предоставим".

Как работает 3 штурмовая бригада, которая помогает продвигаться на флангах под Бахмутом и какие исторические параллели с российско-украинской войны проводит сам Ролло – в интервью LIGA.net.

"МЫ ПРИМЕНЯЕМ БОЛЬШЕ ТАКТИЧЕСКИХ ПРИЕМОВ"

– Третья ОШБр начиналась как ТРО "Азов", затем была в составе Сил спецопераций (ССО). Зачем нужно переформатирование в бригаду?

– Современная полномасштабная война с Россией предполагает использование массовых подразделений с применением артиллерии, бронетехники, авиации, систем управления, обнаружения, подавления.

Этого в подразделениях ССО нет. Они выполняют маленький объем работы на конкретных участках. Это – скальпель в руках хирурга. А крупные пехотные подразделения, бригады, меняют ситуацию на фронте и двигают его.

Если у тебя (в ССО. – Ред.) есть пикапы, автоматы и крутая снаряга, ты выглядишь модно. Но ничего не можешь сделать. Ситуацию в бою решают механизированные и танковые войска. Главная движущая сила – пехота.

– В чем специфика бригады?

– Она предназначена для штурмовых действий. Мы применяем больше тактических приёмов – не только известных. Основное преимущество – умение бойцов, использование интеллекта и сочетание различных форм ведения боя.

– Можете немного конкретики добавить по поводу тактики?

– В уставе нет понятия штурмовых отрядов. На практике это – сочетание с БПЛА, поддержкой артиллерии, бронетехники, применение спецсредств для боев в особых условиях – ночью, зимой, в лесополосах, населенных пунктах. К маневрам охвата, отхода, обхода мы добавляем инфильтрацию.

Инфильтрация – это небольшие штурмовые группы, которые проникают, минуя боевые порядки противника. Они сеют у него беспорядок или перерезают логистику, пока другие подразделения уничтожают и штурмуют.

– Кого сейчас в батальоне больше: опытных бойцов или новобранцев?

– В начале полномасштабной войны было около 40% опытных на 60%. Но за год войны люди уже получили больший уровень подготовки, чем за восемь лет АТО. Сейчас неопытных где-то 20%, это новобранцы.

– Бойцы вашего батальона переняли идеологию Азова?

– Мощная идеологическая составляющая есть. Она несколько не такая, как была раньше (в полку "Азов". – Ред.). Часть людей была вне контекста нормального национализма и жизни Украины как государства. То есть, жили себе и жили.

Для доброй половины личного состава все изменилось в один день. 24 февраля они поняли, что для них означает государство и противник – Россия. Что они сражаются не за чьи-то иллюзорные политические идеи, а за себя и страну.

Особенно мощно объединяет боевой путь – потери, поражения и победы. Это все создает один сильный коллектив – монолит, который двигается вперед. Идеологической основой становится независимая и могучая Украина.

Для большинства этих людей идеология – инстинктивная. Они не разбираются, кто такие левые, правые, центристы. Это для них не важно.

– По какому алгоритму работает ваш батальон?

– Первое – это задача: определяется цель, прорабатывается обстановка, составляются планы, проводится разведка и доразведка.

Затем war games – разрабатываются несколько вариантов наших действий и действий противника. Далее подбирается схожая местность или строятся макеты – и отрабатываются все элементы штурма.

В большинстве случаев все планы идут к чертям – и на ходу приходится все исправлять. Но 50% того, что наработали, все равно сработает.

После штурма – разбор ошибок. Сейчас есть дроны: можно корректировать действия штурмовых групп, а затем по видео анализировать и исправлять ошибки.

Если нет подготовки к конкретной задаче – то идет индивидуальная подготовка и слаживание штурмовых подразделений к действиям, которые теоретически могут произойти. Это и бой в обороне, в наступлении, в лесополосе, контрзасадные действия. Это идет в постоянном режиме. Отдельно есть цикл подготовки командного состава, в том числе сержантов, офицеров взводов и рот.

– Это же азовская традиция – постоянно тренироваться, даже без задания.

– Да. У нас постоянная работа над собой. Везде ищем возможности тренироваться. Куда ни переезжаем – создаем стрельбища и тактические поля. Люди за свой счет покупают топливо, если не хватает, чтобы отработать маневры на технике. Находят боекомплекты.

От этого зависит не твоя крутизна, а жизнь личного состава. Никогда не останавливаться в развитии. Это как наклонная доска: можно катиться вниз или царапаться вперед. Но просто остановиться – нет. Остановился – смерть.

"ВАГНЕРОВЦЫ" ПОБЕЖАЛИ ПЕРВЫМИ"

– 3 ОШБр продвинулась вокруг Бахмута. Как проходили эти операции?

– Сначала была разведка. Затем war game в штабе. Мы делились на две части: одна играла за противника, другая – за нас. Мы отрабатывали несколько вариантов развития событий. Одновременно шла подготовка к штурму.

Мы планировали это сделать раньше, но не разрешало состояние почв. Как только почва стала благоприятной – провели штурмовые действия благодаря удачному сочетанию работы беспилотников, артиллерии и бронетехники.

Это позволило перейти на этап с бронетехникой. Мы не просто по-глупому шли в лоб – "кто кого перестреляет". Мы провели маневр, обошли, перерезали им логистику, другие позиции выбили штурмом. На этих позициях противник был зажат, его постепенно уничтожали. Конечно, с предложением сдаться в плен. Потом повторили – без штурмов "в лоб".

Одну нашу группу мы забросили на сутки противнику в тыл. До двух отделений бегали по тылам, перерезали им логистику и коммуникацию.

Россиянам не поступали боеприпасы и помощь, резервы уничтожала дальнобойная артиллерия еще на подходе. Таким образом противник был уничтожен, подавлен и выбит с позиций.

– Кого удалось взять в плен?

– Офицеров живых не видел – может, и были. Мертвые офицеры – точно были. Живые сержанты тоже. А так – обычные солдаты, которых набрали по селам.

Насмешка о чмобиках будто и нас немного унижает. Если это чмобики, и все так легко – идите с ними сами воюйте. Это ведь правда чмобики? (улыбается. – Ред.). Пусть они обмануты своей идеологией или воюют за деньги, но они пришли и готовы драться. И воюют, поверьте, хорошо.

– Какие "вагнеровцы" на поле боя?

– "Вагнер" – это серьезно, когда нужно сражаться за какую-то отдельную яму или дом. Но на уровне роты, батальона или бригады сильнее обычное российское подразделение. У них есть система управления, обороны, огня, подходов резервов, логистика. Это серьезный армейский организм.

На уровне отдельного бойца "вагнеровцы" готовы сражаться до конца, потому что у них есть мотивация. У большинства негативная: не выполнишь – расстреляют. Их в качестве мяса используют. В армии РФ не так, там берегут хоть как-то.

В этом и разница. Если воевать с подразделением, то более серьезный противник – это ВС РФ. С конкретным бойцом – "Вагнер".

– Это только начало для 3 ОШБр? Дальше будут более масштабные операции?

– Это не крещение, мы под Бахмутом с ноября. Но это стало показательным, как можно и нужно использовать штурмовые подразделения. Да, это начало. Но начало чего – никто не скажет (улыбается. – Ред.).

"ВАМ ФРАНЦУЗСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ НИЧЕГО НЕ НАПОМИНАЕТ?"

– Вы преподаватель истории по образованию. Какой исторический период вас вдохновляет?

– Наполеоновских войн.

– Почему?

– Великая французская революция породила смерть феодализма. Начали строиться национальное государство и нация. До этого были гасконцы, нормандцы, бургундцы. Даже на разных диалектах говорили – знаете, как закарпатцы, трудно понять. А из-за революции стали французами.

Революция дала толчок для общедоступного образования, гражданского кодекса, гражданских прав, все стали гражданами Франции. А сама Франция – страной для людей. Свобода, равенство, братство.

Возникло настоящее национальное государство. А здесь собирается шайка феодалов, включая Австрию, Российскую Империю, Британию, чтобы задавить эту свободу. И нападают на Францию, чтобы вернуть короля-полуидиота на трон и задушить все гражданские права. Напоминает что-то, правда?

– Немного напоминает.

– После революции во Франции к власти приходят всякие коррумпированные правительства. У людей немного теряется вера в демократию. Происходят тяжелые моменты, финансовые затруднения в стране. Тоже напоминает что-то.

Но люди вступают в ряды национальной гвардии и идут защищать страну от иностранного вторжения. Чтобы защитить свои права и право на жизнь в новой стране, равной для всех. И тут снова напоминает.

Если до этого только дворяне могли быть офицерами, то затем эта французская армия взращивает таких маршалов, как Ланн, который был сыном красителя. Взлетает Ней, обычный гусар. Жюно, Даву, Сюше, Сульт. Люди, которые были никем, благодаря талантам из солдат становятся маршалами.

Наполеона часто рисуют как диктатора. А он приходил в другие страны, освобождал людей от крепостного права, давал первый гражданский кодекс.

Он в Российскую империю пришел – его здесь не поняли и не приняли. Он приносил людям свободу, вольность от крепостного права. Он и его маршалы несли просветительство, свободу от старого феодального порядка. Это просто эпохальное изменение старого мира и рождение государств и наций.

– В предыдущих интервью вы говорили, что хотели бы видеть после победы Межморье – союз стран Балтии, Польши, Украины. Почему?

– Я вижу этот союз более жизнеспособным и целенаправленным. Можно, конечно, попытаться построить одну Европу. Или, как Черчилль предлагал, Соединенные Штаты Европы. Но практика показывает, что это очень далеко. Будет какая-то Венгрия, условная Греция, которые будут тянуть вниз.

А у идеи Межморья есть культурно очень близкие народы: поляки, украинцы, беларусы, балтийцы. Мы когда-то были одним государством Речью Посполитой. У нас – общие интересы, похожее мировосприятие, общие проблемы, экономический потенциал и регион. Мы можем противостоять основным локомотивам Западной Европы – Германии и Франции.

И есть угроза с востока. Для Германии Россия – уже не такая угроза. И для Португалии. Я никого не обижаю, просто это для них далеко. Для Венгрии тоже, в принципе, Россия не так уж плоха, несмотря на 1956 год в Будапеште.

А для поляков или балтийцев – иначе. У них есть понимание, что они следующие. Есть понимание совместного дальнейшего экономического развития. Этот потенциал и понимание угрозы следует объединять.

Война с Россией – эпохальное событие, которое покажет, как все будет развиваться. И если будет новый союз, то, по моему субъективному мнению, такое Восточное Межморье будет играть одну из решающих ролей в военно-политическом и экономическом будущем мира.

– После нашей милитарной победы от России все равно будет исходить имперская угроза?

– От России всегда будет исходить имперская угроза, пока она не будет денацифицирована по примеру Германии после Второй мировой.

– И это для вас определение полной победы?

– Да. Немцев смогли переломить. Германия после этого представляет угрозу существованию мира в Европе? Нет. Так что же нужно сделать с Россией?

Все этого боятся и не хотят. Потому что будет масса новых государственных образований, экономический коллапс, проблема с беженцами. И особенно всех беспокоит статус российского ядерного оружия. Так что большинство мировых лидеров опасаются полного падения и расчленения России.

Но пока будет Россия, для нас будет угроза с востока. Как говорил Катон, Карфаген должен быть уничтожен.

Читайте также: Репортаж | "Смелость заразна". Три дня с 3 штурмовой бригадой, воюющей под Бахмутом: фото, видео