"Пацаны, которым оторвало ноги, которых я знаю, они уже не нужны государству", – говорит боец, с которым едем из стабпункта в больницу. Но теперь я лежу, а он сидит. Обычно все было наоборот. Потому что примерно 1,5 часа назад российский "Ланцет" и тот, кто задавал координаты, решил изменить привычный ход событий.

"Ребята проходят ВЛК и лезут на карачках на третий этаж, – продолжает боец. – Тех, кто так делает, нужно выводить и стрелять. В гражданской жизни нет человечности. А здесь, на войне, есть. Есть черное и белое".

Враг ударил по медицинским машинам Госпитальеров и бригады, с которой мы работали. Есть двое погибших – среди них моя подруга и сестра по оружию Майк и медик бригады. Есть водитель – тяжелый 300, которому оторвало стопу, он лежит под деревом будто бы в сознании, но реагирует исключительно на голос и лишь открывает глаза.

Россияне знали, что это медики – это не ошибка. Это было сознательное решение. Когда вы будете жалеть одного из тех мальчиков, который попал в плен и "мама, я не знал, я ни разу не стрелял", – возможно, именно он запускал дроны в машины эвакуации.

Моя боевая подруга-госпитальерка однажды сказала: "Не загадываю ничего в секторе, особенно о смерти или ранении. Потому что здесь высшие силы тебя как-то лучше слышат". Как раз накануне я думала, что пора уже сделать себе дополнительные дыры в теле – уши проколоть, чтобы носить серьги. Вселенная услышала первую часть моего желания. Но серьгу рядом с коленом как-то было странно вешать, поэтому с врачами приняли взвешенное решение все зашить. Пирсинг из стекла с лица тоже убрали. Придется все-таки идти в салон и делать все по-человечески. Еще, кстати, от столбняка вакцинируйтесь вовремя.

В общем, опыт невероятный: минус двое из десяти. Один балл могу набросить за коридор стаба, который оклеили фотообоями с розами, и за то, что дали пижаму с котами, когда срезали мою британку. Но в общем-то, не рекомендую.

Впрочем, могу посоветовать кое о чем подумать. Мы говорили с погибшей Майк за несколько дней до. О том, чтобы быть громкими. О том, чтобы не молчать. Уж не вспомню точной цитаты, но она говорила, что было время, когда стеснялась говорить о хороших делах. Ведь это будут воспринимать как пиар.

"Но тогда мне сказали, – говорила она. – Есть же Кива. Абсолютно тупой персонаж, дурачок. Но он не боялся говорить и быть на слуху. И все о нем знали".

И это правда, согласилась я тогда. Самые гадкие люди – громкие до абсурда. А делающие дело шаг за шагом молчат. Или их не хотят слышать люди. Майк работала в фонде, который помогал старикам и одиноким людям, Майк сознательно и без зарплаты ездила на фронт спасать раненых. Она помогала искать деньги на еду и другие нужды. Сложно сказать, помог ли Кива хоть кому-нибудь, даже России, на которую работал. Пусть это будет нашей домашней задачей – найти и поддержать больше таких людей, как Майк.

"Нехай все буде недаремно, невипадково, своєчасно", написал когда-то Сергей Жадан в своем стихотворении. Я так не умею. Но знаю: нам, кто выжил, остается быть голосом умерших. Нам остается быть голосом тех, кто тянет эту грязную и прекрасную жизнь. И это ни разу не Кива и не Татаров.

Забыть об этом – преступление.